– Интересно, – шепнула Кю на ухо Айну, – мы как раз говорили о том, чтобы в путлищах не путаться, когда он подошёл.
Она вскочила в седло и сунула ноги в стремена, решительно ни в чём не путаясь (Айн специально следил за этим процессом с лёгкой недоверчивостью). Путаника пригласили сесть в машину.
Раздались последние «до свидания» и «пока» – и путешественники покинули берег моря.
– Мне очень понравился ваш друг, бродячий подсолнух, – рассказывал Путаник, пока они выезжали к большой дороге. – Он столько всего повидал, и обо всём у него свои мысли, так уверенно говорит о том и об этом…
– Клё, – окликнул веточку Айн, видя, что она готова слушать, развесив листья, сколько угодно, забыв про всё на свете. – А ты нам вырастишь сказку?
– Ой, да, конечно! – спохватилась Клёночка.
Путаник удивлённо следил за тем, как на говорящей ветке распускается новый лист. Но когда выяснилось, что на листе написана сказка, да ещё о нём самом, о Путанике, он совсем оторопел.
Роль чтеца досталась на этот раз Айну. И чтобы прочесть сказку, они остановились.
Жил-был путаник.
Подумаешь, какая невидаль, скажете вы. Мало ли на земле путаников?
Согласен, уговорили. Немало, немало на земле путаников. И сам я путаник. А вы? Неужели никогда ни в чём не путались? Вспомните как следует… Может быть, одни только путаники на земле и живут. Тогда о ком же ещё можно рассказывать?
Итак, жил-был путаник. Пошёл он однажды куда-то по своим путаным делам и заблудился. Знаете, как это бывает? С дорожки на дорожку, с тропинки на тропинку – и вот забрёл он уже невесть куда.
Это невесть где, куда он забрёл, оказалось очень странным местом. Нигде никого, зато повсюду какие-то канаты, верёвки, проволоки и всякое такое.
Ну, а путанику, сами понимаете, только этого и не хватало!
Конечно, он тут же зацепился за проволоку. Стал от проволоки отцепляться – запутался ещё и в верёвках. Стал из верёвок выпутываться, глядь – уже одна нога в канатной петле, а на другую рваная сетка намоталась. То есть запутался он совершенно.
Да ещё какой-то голосок справа нашёптывает: всё, мол, путник-путаник, отсюда тебе уже не вырваться. Покосился путаник вправо – никого нет. А голосок нашёптывает и нашёптывает. Прямо хоть и не дёргайся больше.
И в самом деле, чем больше дёргался путаник, тем больше увязал он во всех этих дурацких верёвках, проволоках и канатах.
Отчаялся он, понял, что всё кончено, – и махнул на всё рукой! Кстати, сильно махнул, отчаянно. И вдруг показалось ему, что от этого взмаха он чуть-чуть вверх приподнялся. Взял он, да и второй рукой на всё махнул. Ещё отчаяннее. И опять показалось, что чуточку приподнялся.
Это только показалось, показалось, – раздаётся шепоток в правом ухе. А в левом ухе другой голосок раздаётся, позвонче, хотя тоже непонятно откуда: давай-давай, маши сильнее, раз уж ничего больше не получается, отчаяние тоже штука полезная. А в правом ухе: брось, брось, не рыпайся.
Да ну его, этот правый шепоток, подумал путаник, какой-то он огорчительный, нет в нём никакого смысла. Послушаю-ка я лучше тот голосок, что слева. Замахал он изо всех сил руками – и надо же, стал вверх подниматься!
Тянулись, тянулись за ним верёвки, канаты и проволоки, сколько у них длины хватило, а потом на землю упали. Оставил путаник всю путаницу внизу – и улетел.
Рассказывают, он с тех пор по-другому стал жить. Его и путаником-то больше никто не называет. А имя его я не скажу. Мало ли кто когда путаником мог быть. Да и сам я был путаником…
