— Ты три часа сидела с домашкой, а этот кабан сдерет за пять минут, и как будто так и надо! — Лиза недовольно поджимает губы. — Это несправедливо, не находишь? Мог хотя бы заплатить тебе, у него денег до фига. Так честнее.
— Да мне же не жалко, Лиз. Ты чего такая?
— А должно быть жалко, Даш! Он обесценивает тебя и твою учебу. Неужели это непонятно?!
Спорить с Мякишевой я не собираюсь, вижу, что она вся на нервах, еще и прыщи повылазили на подбородке, наверняка, опять что-то вредное на ночь ела.
— Тебе тоналку дать? — спрашиваю, пока она раздраженно швыряет тетрадь на парту. — Лиз, ну, ты чего, а? Все хорошо, не волнуйся так.
— Да бесит все! Что дома, что здесь! Потапов еще хуже меня учится, но его все любят, а меня — ненавидят. Никчемное ничтожество — это я, а он любимчик всех. Задолбало, что я всегда хуже всех! — тут она понижает голос и обиженно шипит. — Если бы он сделал, что я вчера, никто бы и не подумал его сдавать. А меня…
Она замолкает и чуть ли не ныряет под парту — в класс вплывает “Святая троица” — Свят, Марика и Тим. Меня обдает волной ледяного страха, едва я сталкиваюсь с холодным взглядом голубых глаз. Тут же опускаю голову вниз, дрожащей ладонью пытаюсь поправить тетрадь и учебник. Но рука не слушается, и на пол летит мой доклад по ионообменным смолам.
Смотрю вниз и беспомощно наблюдаю, как ко мне неторопливо приближаются белые дорогие кроссовки. Я не в состоянии даже голову поднять, меня как будто кто-то схватил за шею и давит. Я не слышу шум вокруг, все замерло, только эти неспешные шаги. Перед глазами вдруг мелькает светловолосый затылок, и через секунду мой доклад с грохотом падает на парту.
— Спасибо, — не слыша себя из-за звона в ушах благодарю. Но Брин даже не оборачивается, он уже стоит у первой парты и обнимает Марику. Шацкая улыбается ему, а смотрит на меня.
Весь день с содроганием жду, что Брин начнет мне предъявлять за вчерашнее, но он будто забыл, что я существую. Я постепенно не то чтобы расслабляюсь, но к последнему уроку уже спокойно решаю задачку по геометрии.
Тороплю Мякишеву, чтобы не задерживалась, а она копошится, как назло. В итоге выйти первыми в коридор не успеваем. И очень зря!
— Ёлка! Подожди.
Голос принадлежит Марике, вроде, и нет ничего такого, но я вжимаю голову в плечи и трусливо оборачиваюсь.
Она идет ко мне уверенно и не видя никого вокруг, как топ-модель на подиуме. Перед ней все расступаются и, дойдя до меня, она кивает Святу.
— Дашка обещала вчера абонемент в спа ее матери. Боюсь, тебе это не будет интересно.
На лице Брина ничего не отражается, он лишь едва заметно пожимает плечами, а Шацкая, подхватив меня под руку, практически выталкивает из класса.
— Марика, я не успела поговорить с мамой! — говорю ей правду. — Она вчера вернулась поздно и не в настроении, но я…
— Ты действительно думаешь, я не в состоянии сама себе купить все, что захочу? — Шацкая фыркает и заводит глаза под потолок. — Ёлка, ты как ребенок!
— А что тогда? — смотрю на Марику и ничего не понимаю. — Ты сама вчера сказала…
— Разумеется. Чтобы Свят так думал. Потому что будет странно, если мы с тобой вдруг станем часто общаться. А так — есть повод.
Облегчение, возникшее от того, что мне не придется у мамы клянчить подарочные сертификаты, да еще и на целый месяц, сменяется новой тревогой.
— А что нужно тогда?
Марика пристально смотрит мне в глаза и, наконец, решается.
