– Ну да. Больше платят только тем, кого позвали в каюту.
Пугаюсь вдруг.
– Ой, а отказаться можно?
– От чего?
– Ну как, – закатываю глаза. – От продолжения…
Камилла непонимающе на меня смотрит.
– Зачем отказываться?
Ее вопрос ставит меня в ступор.
– А если я не хочу… спать ни с кем?
Брюнетка быстро пробегается взглядом по моему платью, громко прыскает и сгибается пополам от смеха.
– Так ты из этих? – отсмеявшись, спрашивает.
– Из каких?
– Из дурочек, еб твою мать, Злата…
Грубость действует на меня как обычно: заставляет широко раскрыть глаза и замереть на месте.
– Я тоже такой была, – вздыхает она, смягчаясь. Включает воду, чтобы ополоснуть руки, и дует губищи. – Любая вечеринка, даже пусть она у тебя десятая, все равно закончится сексом с клиентом. Остальное россказни.
– А если я не согласна? – упрямо продолжаю. – Что тогда?
Камилла только грустно мотает головой.
– Пошли уже. Контролер будет ворчать, еще и оштрафуют. Вдвоем вообще выходить нельзя.
Остаток вечера нас заставляют танцевать.
Я на каблуках делаю это очень смешно и нелепо, но тот же шейх, который интересовался отсутствием у меня аппетита, все еще смотрит завороженно.
Чувствую себя реально курочкой. На прилавке супермаркета.
В танце я устало прикрываю глаза. В голове возникают образы родной деревни и мамки. Зойки на остановке. Лешки Виноградова, моей первой любви. Школы с учителями. И сеновала, куда я от обиды любила забираться вечерами.
Ощутив толчок сзади, смотрю по сторонам.
Дизайнерское украшение зала в золотых и серых оттенках, закаленное стекло на окнах высотки, официанты в накрахмаленных рубашках.
Так вдруг в Пьянково хочется. Тоска берет, что хоть волком вой!
С танцплощадки меня забирает Рубен.
– Злата, разговор есть.
– О чем?
– Клиент пригласил тебя продолжить вечер, – приблизившись, сообщает.
Хмурюсь, стараясь не смотреть в сторону шейхов.
– Ты же знаешь, что я не работаю так.
– Знаю. Но он понял, что ты девственница, и предлагает пять тысяч.
– Пять? – повторяю.
– Ага, – глаза менеджера блестят лихорадочно. – Соглашайся, курочка моя. На первый раз акция тебе. Комиссию не возьму.
– Нет, – мотаю головой.
Внутренности пружиной стягиваются.
– Почему?
– Я не буду ни с кем спать. Только сопровождение. Мы договаривались.
– Поспокойнее, – вроде и улыбается Рубик, но желваки на скулах опасно играют. – Никто тебя не заставляет. Я всего лишь предлагаю.
– Хорошо, – тут же выдыхаю облегченно.
Следующим ударом бьют слова:
– Но обычно после отказа девушку больше не допускают до вечеринок.
– Ты не говорил мне об этом.
Возмущенно сжимаю кулаки.
– Сейчас говорю, – улыбается он.
Оглядываюсь в зал. Ну их на фиг всех! Лучше в фитнесе буду работать.
– И что мне делать? Как мне уехать домой сейчас?
– Отдашь деньги за тур, и ты свободна.
– Сколько?
– Полторашка.
– Полторы тысячи долларов? – округляю глаза.
– Это только себестоимость. Понравилась ты мне.
Рубен равнодушно отворачивается и кивает тому самому шейху.
– Так что? Идешь?
– Не-ет, – вскипаю. – Я же сказала!..
– Ладно, малыш. Не кипятись. Ты права, этот хрен слишком мелко плавает. У меня есть кому тебя продать подороже. Вот тебе двести долларов, остальные забираю в счет долга. Поезжай домой и выспись хорошенько, завтра тебе напишу.
До самого утра плачу, сжимая подушку.
Не то чтобы я считаю свою девственность особенной. Многие мои одноклассницы вообще лишились ее в подъезде на газетке или на нашей сельской дискотеке, прямо в туалете. Просто сам факт того, что меня будет касаться какой-нибудь старик Хоттабыч вроде сегодняшнего червя с усами, мне противен.
