Украдкой поглядываю на Хаджаева. От него веет усталостью и раздражением, но на идиота он не похож.
– Рубен Кляйн – сутенер, – повторяет.
– Он – менеджер.
– Дура! – устало прикрывает глаза Амир. – Просто тупая идиотка, каких еще поискать…
– Почему вы все время обзываете меня? И зачем тогда сюда позвали?
– Потому что у тебя проблемы. А я хочу жрать, спать и …
Он замолкает на полуслове и снова странно на меня смотрит, а я, вспоминая его разговор в машине с той девушкой, пугаюсь.
Он же не будет меня трахать? Я сейчас умру от ужаса.
– Какие… мм… проблемы? – сглатываю ком в горле.
Хаджаев трудно вздыхает, резко поднимается. Быстро идет к окну и, опершись о металлическую перекладину, смотрит на ночной город.
– Какие проблемы? И зачем это вам? – повторяю, обнимая себя руками. – Вы хотите меня выкупить?
Мужской хохот разрезает пространство и обжигает брезгливостью.
– Еще я всяким пидарасам не платил, – уничижительно произносит Амир.
Дальше он, обернувшись, беглым взглядом проходится по моему телу и добавляет:
– И я не трахаюсь со вчерашними детьми.
– А как же Ая?
– Кто?
– Ая. Подруга моя, с которой вы ушли в тот вечер. Помните?
Амир поочередно снимает запонки. Небрежно кидает их к часам.
– Ты что-то путаешь. Твоя девочка в тот вечер уехала с моим израильским партнером. Если бы не он – меня бы на той вечеринке не было.
Вспоминаю мужчину с липким взглядом, который был с ними третьим.
– Но как? Вы же передали мне ремень, – киваю на сумку, которую притащила с собой из машины. – И цветы Ае отправили…
– Ты в уме? – Хаджаев злится. – Цветы? Шлюхе? Фильмов про «Красотку» пересмотрела, деревенщина?
Снова проглатываю оскорбление.
Ты сейчас не в том положении, Злата, чтобы отвечать такому, как он. Там, на улице, рядом были люди: прохожие, сотрудники отеля. Здесь – никого.
– Можешь помыться там, – кивает он вглубь небольшого коридора. – Потом обсудим, что с тобой делать.
Хочется дальше ему возражать, но помыться сейчас реально важнее. Колючая ткань больно впивается в грязную кожу.
Найдя ванную комнату, быстро скидываю вещи и прохожу в душ. Непроизвольно улыбаюсь тому, что в «Хилтоне», слава богу, хороший напор воды. Не то что в наших апартаментах. И снова расстраиваюсь.
О каких проблемах говорил Амир? Не будет же Рубен меня убивать из-за долга?
В настенном шкафу нахожу свернутый квадратом махровый халат, поэтому заворачиваюсь в него, а вещи свои стираю. Еще минут десять разглядываю миллион баночек и бутылочек, расставленных на тумбе рядом с умывальником.
Половина косметики корейская, но есть и селективная. Понимая, что шанса больше не будет, аккуратно втираю в кожу ночной крем «Живанши», ожидая мгновенного эффекта. Должны ведь как-то десять тысяч за него оправдываться?
Не дождавшись чуда, убираю на место банку с кремом и расчесываю волосы предварительно смоченной щеткой. Вообще, я чужим пользоваться не люблю, но от педикулеза еще никто не умирал, а вот нечесаной перед Хаджаевым ходить как-то неудобно.
Как только возвращаюсь в гостиную, замираю от страха.
Амир тоже принял душ. И он тоже в халате.
Разглядываю стройные ноги, покрытые короткими черными волосками.
– Если хочешь – ешь, – говорит он равнодушно.
Сам за стол усаживается. Я иду к стулу напротив.
– Паспорт у тебя с собой? – спрашивает Амир, пока я выбираю с чем бы сделать себе сэндвич.
– Да.
Мотаю головой и поправляю халат, соскальзывающий с одного плеча.
