С этими мыслями я быстро обуваюсь, хватаю рюкзак и покидаю квартиру. Никто не выходит, чтобы меня остановить. Хотя глубоко внутри я, возможно, этого… или нет.
***
У меня хорошая память на места, но ужасная память на лица. Так что с запоминанием дороги, ведущей на заброшку, проблем не возникает. Если бы в участке меня попросили назвать адрес, я бы его не назвала, но если бы меня попросили показать это место, и я бы этого захотела, то легко привела полицейских сюда.
Это недостроенное здание, укрытое в тихом лесу неподалёку от трассы, выглядит куда уютнее дядиной квартиры. На втором этаже я вижу слабый свет фонаря. Кажется, там кто-то есть. Но я не хочу сталкиваться ни с Ерке, ни с Китом, ни с Кириллом. А если это кто-то, помимо них, то тем более.
Но мне больше некуда пойти. Раньше я сбегала в квартиру, где мы жили с отцом, но теперь в этой квартире живут наши дальние родственники. Они делят квартиру с ещё более дальними родственниками. Каждый оттяпал свою долю. Мне досталась одна шестая, но это ни на что не влияет. Да и замки они сменили, внутрь не попасть, если, конечно, я не решусь их умолять. Хотя, скорее всего, те даже слушать не станут и сразу позвонят дяде.
Я покачиваюсь с пятки на носок, стоя под склонившимися пушистыми ветками дерева. Мне немного неловко. Внутри меня никто не ждёт, а я просто ненавижу навязываться. Но иного выбора у меня нет. Разве что спать на вокзале. Хотя я ужасно боюсь этой перспективы.
И вот я здесь, в бездомной преисподней: мне так плохо, что я вряд ли смогу уснуть, и я так устала, что не могу не спать. Сумеречное состояние, с которым тяжело бороться. Но пока я иду по коридору, освящённому несколькими тусклыми лампами.
Кирилл говорил, что в доме есть свет. Теперь я вижу это воочию, и теперь в заброшке не так страшно. Хотя тут всё ещё недостаточно светло.
Я прохожу ещё немного, прежде чем приближаюсь к пустой комнате со спальниками. Очень хочется завалиться на один из них и уснуть, но я не могу спать, пока не буду уверенна, что в здании нет тех, кто могут, в случае чего, причинить мне вред. Поэтому я двигаюсь дальше, заглядывая в каждую комнату. И прежде чем я подхожу к комнате, которая, по идее, принадлежит Ириске, в конце коридора вспыхивает яркий тёплый свет переносного фонаря. Я вижу фигуру человека, спустившегося со второго этажа ко мне, но пока не вижу того, кто движется в мою сторону.
Рефлекторно я тяну руку в задний карман джинсов и достаю раскладной нож.
– Кто это? – спрашиваю я, чуть повышая голос, и тут же выставляю перед собой руку. Шаги, до сих пор разносящиеся по коридору, затихают. Я жму на кнопку, и лезвие со свистом выскакивает из рукоятки, смотря чётко вперёд.
– Ты пришла в наш дом и угрожаешь ножом, – сперва я только слышу его голос. Затем свет становится не такой яркий и перестаёт бить в глаза. Я наконец-то могу видеть того, кто стоит напротив. И этим кем-то оказывается Кирилл. Он смотрит на меня напряжённым, остекленевшим взглядом, а в его голосе нотки обвинения переплетаются с сарказмом. – Как думаешь, я уже могу вызвать полицию? – Этот говнюк – «само обаяние».
Не сразу, но я всё-таки опускаю руку. У меня нет сил на словесный бой. Но я никогда не оставляю последнее слово противнику – это моя фишка, а не отцовская.
– Вызывай, – вздыхаю я. – Полиция сегодня как раз интересовалась у меня, где можно вас встретить.
