Однако произошло непонятное. Не доехав до поворота, мотоцикл остановился. Двигатель еще немного поработал, а затем заглох. В наступившей тишине раздалась немецкая речь, и все стихло. Разведчики напряглись, и тут старшина замахал руками, призывая Андрея с Василием подойти поближе.
– Андрюха, надо посмотреть, что там. Может, поломались, – сказал он тихонько одними губами. – Ты заходи вдоль дороги, Васька пойдет левее, а я в середине двинусь. Все. Поехали. А там по обстоятельствам. Если что, работаем по сигналу.
Бесшумно, словно тени, разведчики растворились в темноте, скрываемые деревьями. Василий быстро рванул на левый фланг и обошел немецкий мотоцикл по лесу, затем аккуратненько подкрался поближе к дороге и затаился всего в нескольких метрах от возвышающихся рядом с мотоциклом фигур. Двое немцев стояли рядом и негромко переговаривались между собой. Один, высокий и тучный, в большом кожаном плаще, на котором отблескивала под лунным светом металлическая бляха полевой жандармерии. Поверх головного убора у него была надета стальная каска. Другой немец, невысокий, тщедушный, в застегнутой на все пуговицы шинели. О чем говорили, было непонятно, но явно не торопились, словно чего-то ожидая. По всему выходило, что немцы ждали рассвета, чтобы устранить неисправность, либо попутки, которая отбуксирует сломанный мотоцикл.
Негромко прозвучал свист ночной птицы. Василий, услышав знакомый сигнал, приготовился к броску.
– Хэндэ хох! – резко прозвучало в темноте, и перед немцами вдруг возникла фигура сержанта. В этот же миг Василий бросился к жандарму и приставил ему к горлу нож, заставив от испуга резко выпустить газы. Ко второму немцу вышел из леса старшина, держа впереди себя автомат. Тот что-то затараторил, поднимая руки вверх.
– Сейчас, Васек, я толстому руки свяжу, подержи пока, чтобы не рыпнулся. Здоровяки – это твой профиль, – негромко пошутил Андрей, вытаскивая из-за пазухи моток веревки и кляп.
Одновременно с ним старшина начал связывать второго, предварительно заткнув ему рот куском тряпки. Немец даже не пытался сопротивляться, еле стоя на ватных от страха ногах. Сержант подступил к жандарму и отработанным движением вставил ему кляп. Немец замычал, пытаясь отбрыкнуться, но Василий тут же немного надавил острием ножа на шею, быстро прекратив желание пленного сопротивляться.
– Тихо, падла, не дергайся, – прошептал он, и немец замер, уловив в тоне русского зловещие, безжалостные нотки.
Андрей начал вязать руки жандарму, как вдруг тишину ночи прорезал резкий хлопок пистолетного выстрела, прозвучавший со стороны кустов, растущих на обочине дороги. Сержант на мгновение замер и стал оседать, заваливаясь на бок. Василий машинально, работая на автомате, тут же полоснул лезвием ножа по горлу немца. Тот захрипел, вскинул руки и стал падать, захлебываясь собственной кровью. Упав на пыльную дорогу, он несколько раз дернулся в предсмертной агонии и замер. Одновременно с этим старшина ударом руки отправил на землю второго немца и, на ходу вскидывая автомат, бросился к кустам, стреляя на вспышку прозвучавшего выстрела. Из кустов раздалось еще два выстрела, прежде чем ответные пули достали врага.
– Васька, вяжи фрица, который на дороге, – Кузьмин нырнул в кусты. Василий бросился к лежащему немцу, прижал его к земле и лихорадочно принялся скручивать руки. Закончив, он подбежал к сержанту. Тот был мертв, и с этим ничего нельзя было поделать. Пуля со спины, проломив грудную клетку, попала прямо в сердце. Смерть была мгновенной. Сзади сквозь шинель выступило небольшое кровавое пятно. В это время из кустов вылез старшина, тяжело дыша и держась за бок.
