Возможно, мои слова показались вам слишком гнетущими и печальными, но это не входило в мои планы. Если точнее, я убежден: эти воспоминания приводят к оптимистическим выводам относительно людей в целом и многих преступников в частности.
Непременно постарайтесь получить удовольствие от чтения. Я огорчусь, если этого не случится. Тем не менее приступайте с оглядкой, а также с готовностью отринуть былые предрассудки и данности. Прежде всего, предоставьте себе возможность взглянуть шире на людей и события, о которых я рассказываю, и которые, к несчастью, способны оказывать губительное воздействие на всех нас.
Глава 1
Тюрьма Уормвуд-Скрабс, серийный убийца и Пристройка
Словно в эти последние минуты он резюмировал урок, преподанный нам долгой историей человеческих злодеяний – урок ужасной, неподвластной слову и мысли банальности зла.
Ханна Арендт. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме
Голова раскалывалась, и я усиленно пытался собраться с мыслями. Картинки о прошлом вечере, проведенном с тремя университетскими друзьями в одном из модных баров Фулэма[4], то и дело всплывали в памяти, резко контрастируя с видами, звуками и, главное, запахами тюрьмы ее величества Уормвуд-Скрабс, где я находился.
В свою съемную квартиру в районе Хаммерсмит я вернулся только под утро и теперь пожинал плоды собственного неразумного поведения.
Я прикрыл глаза.
– Без сахара! Так? – произнес слишком громкий голос, и на деревянном столе передо мной образовалась кружка чая – или «дизтоплива», как принято говорить в пенитенциарной службе ее величества.
Голос, вырвавший меня из снов, принадлежал Эрику, одному из старших надзирателей крыла «С» и моему земляку из Глазго. Руководствуясь географическим совпадением и достойным лучшего применения патриотизмом он решил, что я «заслуживаю спасения», хоть и являюсь вновь назначенным заместителем директора тюрьмы. Иными словами, Эрик взялся меня опекать. Я был благодарен не только за чай, но и вообще за поддержку. В тюрьмах человеку бывает одиноко, даже если он не из числа заключенных.
Я согласно кивнул и выдавил из себя довольно слабое «спасибо!»
Было понятно: Эрик хоть и свой, однако пытается разговорить меня не для того, чтобы полегчало. Неловкость моего положения забавляла его, и он не слишком скрывал желания продлить страдания коллеги.
За стенами моего кабинета тюрьма постепенно оживала. Ряды заключенных медленно плелись к центральному водосбросу, чтобы вынести парашу, а затем следовали в зал первого этажа на раздачу завтрака. «Вынести парашу» означало опорожнить пластиковый ночной горшок. Кабинет располагался по соседству с центральным водосбросом, поэтому я находился в первых рядах зрителей этого самого элементарного из множества грубых и нездоровых ритуалов тюремной жизни образца 1983 года.
Я недавно окончил Кембриджский университет, защитив диссертацию на тему «Философские предпосылки Гражданской войны в США». На работу в пенитенциарную службу попал по программе набора молодых специалистов и все еще адаптировался к жизни в новом качестве. За решеткой, так сказать.
– Ни в коем случае не пей, если завтра на работу. Ведь говорил же! Разве нет? – воспитывал меня Эрик, пока я медленно пил чай. Да, конечно, говорил, и уже неоднократно. Однако воздействие мудрого совета несколько смазалось тем, как обычно он поступал после пары литров пива поздно вечером накануне очередного рабочего дня. Выражаясь литературно, Эрик звучал не слишком убедительно.
