– Я сказал: купи, – командует. – Например, сумку. Вы, женщины, их любите.
Обняв его за шею, игриво трусь носом о колючую скулу и доверчиво шепчу:
– А можно две?..
Подлетаю на месте, видимо, на кочке, и открываю глаза. Лука, опустив голову, спит. Машина резко останавливается.
– Приехали, – сообщает Буба, а я вижу, что из дома выходит Рашид Хаджаев и решительно направляется к нам.
Смотрю по сторонам, чтобы отвлечься.
Длинная улица, на которой стоит дом Хаджаевых, усеяна такими же одноэтажными домами и похожа на небольшой поселок.
Дверь микроавтобуса резко открывается. Непривычно теплый для ноября воздух проникает в салон. Лука обнимает меня и боязливо прячет лицо на груди.
– Добрый день, – здороваюсь первая, накрывая макушку сына рукой. – Как поживаете?
Банальная вежливость. Не больше.
– Не жалуемся. Добрый, – холодно кидает мне отец Расула, а затем внимательно смотрит на Луку.
Я же замечаю, что прошедшие три года отразились на волевом лице еще более глубокими морщинами. Седые волосы, чуть сгорбленный силуэт, черная одежда и мусульманские четки в руке.
К моей личной неприязни, основанной на наших прошлых конфликтах, сейчас добавилась обида за Злату. Отец не принял новые отношения старшего сына, и с тех пор они не общаются. Даже несмотря на то, что в новой семье родился ребенок.
Это чудовищно.
Амир Хаджаев умер для Рашида Хаджаева.
Живой сын умер для отца.
Вот так радикально решаются проблемы здесь, в горах. Наотмашь и без сантиментов. Был человек – и нет человека, а жизнь продолжается. Это стоит всегда помнить и… считать до скольки угодно, Таня. Чтобы не ляпнуть лишнего.
– В город поедем! – приказывает Рашид Бубе.
– Не получится, – спокойно отвечает водитель. – Распоряжение Расула Рашидовича – не отлучаться от Татьяны с ребенком.
– Да что с ними будет-то? Кому они нужны?
Пренебрежительно машет рукой в нашу сторону.
– Распоряжение Расула Рашидовича, – повторяет Буба.
– Нашелся тут командир. Пусть республикой вон руководит, а отец сам разберется. Тогда эти… с нами поедут, – ворчит старик.
Один, два, три, четыре, пять…
Кажется, получается.
– Извините, – откашливаюсь и чересчур вежливо произношу. – Но мы никуда больше не поедем. Не сейчас. У моего сына повышенная температура и кашель. Он кое-как перенес дорогу сюда. К тому же сейчас обед, а мы еще не завтракали.
Сглаживаю неловкость слабой улыбкой.
На удивление Рашид молчит, но в черных глазах – лютая злость. Густые брови соединяются в одну линию, а губы становятся тонкими.
– Хорошо, Татьяна. Я провожу вас в дом, а когда привезут лекарства, принесу, – говорит Буба и выбирается из машины.
Подхватываю сына на руки. Рашид уступает. По дорожке, вымощенной фигурной плиткой, иду к крыльцу.
– Мамочка, мы будем здесь жить? – шепчет Лука, обнимая мою шею.
С опаской осматривает большой дом.
– Какое-то время, малыш.
– Мне здесь нравится…
– Я очень рада.
Сегодня в доме вкусно пахнет выпечкой. Желудок превращается в крепкий узел и молит о пощаде.
– Я хочу есть, – слышу от сына.
Ушам своим не верю. Чтобы найти его аппетит, мы обошли все столичные больницы, а, оказывается, надо было просто приехать сюда и пропустить завтрак.
– Сейчас, мой хороший.
Оглядываюсь на закрытую дверь. Не знаю, как должно быть правильно. Мне нужно купить продукты и приготовить самой?..
В дверном проеме появляется женщина. На вид ей около пятидесяти. У нее черные волосы, забранные под серый платок, и стройная фигура, хоть и едва различимая в свободном длинном платье.
