Эндфилд погладил ее по волосам, Ника потерлась носом о ткань его комбинезона, подняла голову.
– Давай доедим, что нам оставил Малыш, и будем собираться.
Капитан помнил этот случай. Тогда по всем Базам Черного Патруля зачитывали приказ, в котором грозили суровыми карами уличенным “в диком и бессмысленном уничтожении товарищей по оружию из других родов войск”, вплоть до военного трибунала и списания. Эндфилд сидел рядом с девушкой, ощущая тепло и упругость ее тела, и размышлял о странности жизни, которая свела его с дочерью убитого эсбэшного генерала.
Раньше Джеку не приходило в голову, что у синемундирников, которых он раньше воспринимал как абстрактные функциональные единицы: “генерал”, “комиссар”, “инспектор”, “начальник”, “сотрудник”, “следователь” и прочее, в скорбном списке штатного расписания командно-репрессивного аппарата, именуемого Службой Безопасности, могут быть нежные, ласковые, молодые дочери, вызывающие желание красотой тела и глубиной сильной натуры.
Ника вдруг подтолкнула Эндфилда, порывисто поднялась, стряхнула с ног ботинки, дернула “молнию”, с треском стянула комбинезон.
– Не спи, мой герой, – и, бросив Джеку свою одежду, с хохотом помчалась к воде.
Капитан выскочил из своей амуниции, побежал вдогонку за гибкой, легконогой девушкой, затянутой в сильно открытый черный купальник.
Ника бежала по мелководью, а за ней огромными скачками, вздымая тучи брызг, несся Джек, настигая свое золотоволосое, хохочущее счастье. . Девушка, спасаясь от него, кинулась от берега на глубину, потом нырнула, только мелькнули ее стройные, сильные ноги, оставив Джеку каскад брызг.
Джек ринулся за ней и долго преследовал, рассекая воду сильными гребками, пока девушка не устала плавать и не вернулась на мелководье.
Оставаясь по пояс в воде, Ника дала Эндфилду последний бой, брызгаясь, обзывая “неуклюжим тюленем” и “бармаглотом космическим”. Он прорвался сквозь завесу водяных капель, сильно, почти грубо прижал девушку к себе. Пользуясь правом победителя, поцеловал в губы крепко и долго. Ника почти перестала сопротивляться, лишь, когда он перекинул ее через плечо, бесцеремонно держа за попу и ноги, вяло колотила Джека по спине. Смех ее стал смущенным, голос низким и глубоким. Эндфилд вынес девушку на берег, распластал на границе воды, прижал Никины руки над головой к мокрому песку и навис над ней всем телом. Девушка перестала вырываться и обзывать его медведем. Она смотрела на Джека внимательным, глубоким взглядом, тяжело дыша.
– Попалась, русалка, – голос подвел его, став от волнения ломающимся, мальчишеским.
Джек придавил ее всем телом, отчего у девушки вырвался сладкий полувздох – полустон. Эндфилд вдруг резко отпустил ее и улегся рядом на живот. Ника снова вздохнула, но на этот раз во вздохе явно слышалось разочарование.
– Джек, ты не только грубиян, медведь, но еще и сексуальный маньяк, насильник, – произнесла девушка со смехом, в котором таяли остатки возбуждения. – Что за манеры, гадкий мальчишка?
Они лежали, пока не остыли их разгоряченные тела. Потом Ника сушила волосы, а Джек лежал и смотрел в небо, в котором стали появляться белые облака. Девушка сидела рядом и просыпала тонкой струйкой песок. Она еле слышно что-то не то напевала, не то говорила:
Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.
