Она являла собой естественность в степени «абсолют». Бескорыстие и бесхитростность в своем первозданном виде. И при том – острейший ум, эрудиция, способность мыслить за гранью шаблонов.
Поразительный человек. Самый поразительный человек в жизни Сета Ридли. Даже дышать забываешь, когда думаешь про нее.
Отягощенная избыточными знаниями, которые неизбежно искажали ее личность, как тяжелые предметы искривляют пространство и время, Нина и сама становилась для Сета чем-то метафизическим, принципиально непознаваемым. Доступным лишь для обожания и созерцания, но никак не для контакта на равных.
Чем больше он читал и чем глубже узнавал крупицы того бульона, в котором Нина плавала ежедневно, тем дальше в его глазах она отдалялась от простых людей, на которых походила все меньше. Знал ли об этом Отто, Йорскиллсон? Догадывались ли остальные?
И как, черт возьми, ему удалось провести бок о бок с нею почти сорок минут жизни, да еще и чем-то удивить напоследок?
Через несколько дней распогодилось настолько, что дети и подростки высыпали на улицу как волдыри при ветряной оспе. Причем с утра пораньше, видимо, в честь выходного.
Нина Дженовезе проснулась у себя на чердаке из-за непривычного уровня шума и света, проникающих с улицы. Поднялась, кряхтя и прочищая горло, закрыла окно и замертво свалилась обратно, но сон больше не шел.
Словно ожидая малейшего намека на пробуждение мозга, проснулся и мочевой пузырь, а следом ворчанием зашелся кишечник. Через пару минут к ним подключился голод, и Нина с новой силой возненавидела капризные потребности тела, в котором обитают ее нервная система и мозг.
Пришлось подниматься, хотя сегодня она планировала спать до обеда.
Мама терпеть не могла, когда Нина ночевала на чердаке, потому что ее официальная комната простаивала и пылилась. А Нина обожала проводить время под крышей. Делать там уроки, смотреть фильмы, отдыхать, читать, есть, спать. Она перетаскала наверх почти все свои вещи, потому что здесь было ее настоящее место. Здесь, а не внизу, в обычной спальне с персиковыми обоями, удобным гардеробом, ванной и кухней под боком.
Чердак больше подходил ей по духу, по настроению, по натуре. Он был как призвание, только в мире помещений. Здесь Нина чувствовала себя иначе. Наверху она была полновластным правителем на личном троне, внизу – рабом и подданным, который никогда не меняет правила игры, никогда ни на что не влияет.
А чердак подчинялся ей, как пластилин теплым пальцам. Маленькое послушное пространство из дерева, мелкого белого кирпича и местами оштукатуренного бетона (спасибо папе) внимало ее желаниям, чтобы стать еще более комфортным, и никогда с ней не спорило. Меняясь под ее предпочтения, чердак превратился не просто в любимую комнату, а в настоящее убежище.
И хотя в нем не было ни единого зеркала, оно прекрасно отражало то, чем Нина действительно являлась, – ее вкусы и интересы. Содержание, а не оболочку.
На первый этаж девушка спустилась по подвесной лестнице, оборудованной отцом для всеобщего комфорта, когда стало ясно, что дочка предпочитает находиться наверху, и взрослым туда тоже придется как-то попадать, желательно быстро и без травм.
После ванны Нина, почесывая спину и зевая, отправилась на кухню, где мама уже несколько часов изготавливала на заказ огромный торт грязно-черной расцветки в виде нескольких автомобильных шин, криво стоящих друг на друге.
