Я уже собираюсь задать свой вопрос, как Маркус опережает меня и подходит ближе.
– Что это за следы на висках? – интересуется он, внимательно разглядывая меня. Я машинально прижимаю пряди волос.
– От аппарата. Когда проводят процедуру, к вискам крепят сенсоры. Возможно, от нагрева или давления остаются следы. Они со временем почти исчезают.
Ответив на вопрос Маркуса, я прячу книгу в рюкзак и закидываю его на плечо. Маркус хмурится от услышанного и о чём-то раздумывается.
– Вас неплохо так мучают. Ты хоть помнишь, что происходит в том кабинете?
– Я только помню, как захожу туда и как врачи говорят, что процедура прошла успешно. Посередине пустота, словно прошла секунда между двумя событиями, – отвечаю, вспоминая ощущения до и после процедуры.
– Выходит, вы даёте добровольное согласие на… вырезание воспоминаний? – рассуждает Маркус и идёт к дивану, усаживаясь. Я следую за ним и медлю с ответом.
– Мы не даём согласие. Мы выполняем предписание. Это… долг. Каждые пят лет проходить гигиену сознания для предотвращения ментальных заболеваний.
– И заодно для очистки мыслей, которые хоть как-то искажают мнение о стране? – говорит Маркус, подводя меня к мыслям о настоящей цели гигиены сознания. Но я не отвечаю, поэтому от него следует еще один вопрос: – Так, когда твоя следующая процедура?
– Осенью. После моего двадцатого дня рождения меня пригласят в больницу и проведут процедуру.
Я сажусь рядом с Маркусом и складываю руки на колени.
– И что же ты будешь делать с запрещенной информацией, о которой узнала? Ты знаешь, что теперь ты не такая, как раньше. Тебя же сразу раскусят и обвинят в предательстве.
Маркус заставляет меня глубоко задуматься. А ведь правда, что теперь будет? Правительство узнает об отце? О Маркусе? Мне же не избежать процедуры. Теперь всё оборачивается куда сложнее, чем я представляла.
– Тебе стоит поговорить с папой. Он поможет, – дает совет Маркус, вырывая меня из своих тревожных мыслей. Кусая губы, я опускаю голову. Браслет на запястье по-прежнему молчит.
– Да, возможно. Это так неправильно. Я впервые могу не исполнить свой долг, – меня всё ещё тревожит это. Тяжело сломать твердые убеждения, построившиеся ещё с детства.
– Запомни, Леа, никому нельзя верить в этом мире, особенно политической стороне, – серьёзно произносит Маркус, глядя мне в глаза. – Все идеологии – это лишь нажива на людях, которые глупо в них верят. Попробуй воспринять свою страну по-другому, и ты увидишь её истинное лицо. Ты чувствуешь. Ты – жива. И это уже больше, чем у многих в Новуме.
– Но если…
Я не успеваю договорить, как меня обрывает громкий стук в дверь, а затем кто-то открывает её. Маркус подрывается на ноги и достаёт пистолет из своей кобуры, а я вся сжимаюсь. Сердце колотится. Воздух становится плотным. У меня даже нет ничего для своей защиты. Я задерживаю дыхание, но увидев, кто зашёл, расслабленно выдыхаю, но остаюсь в небольшом напряжении.
Перед нами оказывается девушка, которую я видела, когда она приезжала за Маркусом. Кажется, это Ханна. Она одета в такую же военную форму, что и Маркус, а тёмные волосы завязаны в хвост.
Она удивлённо смотрит на нас, в особенности на меня. Я замираю под её взглядом, как тогда, впервые встретив Маркуса.
– Маркус? – Ханна вопросительно смотрит на него и сводит брови. Маркус прячет пистолет и подходит к девушке. Я остаюсь сидеть, не представляя, какая последует реакция от неё и как события развернутся дальше.
