Я переодеваюсь в одежду для сна и нахожу в ящике пачку влажных салфеток. Ими оттираю грязь на лице и руках. После этого наконец можно лечь в кровать. Я поднимаю руку, чтобы взглянуть на браслет. Он висит на моём запястье, но…не светится. Не горит ни серым, ни жёлтым, ни красным. Он просто не работает. Точно так же, как и тогда, когда я была с тем парнем в лесу. Система больше не видит меня, не контролирует.
Мой браслет просто молчит.
Это… странно. Я не могу объяснить, почему, но это ощущение, когда его нет, когда он не тревожит меня своими постоянными сигналами, кажется, что я впервые почувствовала себя настоящей. Сразу же после того, как парень прикоснулся к моему браслету он замолк. Только тишина. Я не зависела от браслета.
Мои пальцы касаются холодной поверхности браслета, но это не даёт никакого ответа. Я чувствую, что он всё ещё есть, что он должен работать, что Система должна быть здесь. Но её нет. Система не видит меня.
С этими размышлениями я практически сразу засыпаю. Несмотря на такой нестандартный вечер, ночь проходит стабильно.
Просыпаюсь, когда на улице уже светло, а часы показывают девять. Спускаю ноги на пол и пытаюсь пошевелить, чтобы проверить ушибленную ногу. Всё ещё ноет, но жить можно.
Поднимаю руку и смотрю на браслет. Он всё ещё на моей руке, как и всегда. Ничего не изменилось, хотя… вчера было иначе. Он был отключён, а сейчас снова здесь, и я ощущаю его тяжесть, ощущаю его холодный металл на коже. Он безмолвно светится серым, как всегда, проверяя меня. Точно так же, как и каждый день. Всё, как и должно быть.
Дохожу до кухни, откуда слышно радио, по которому передают состояние экономики нашей страны на данный период времени, и стараюсь быть максимально естественной, начиная с поведения и заканчивая едва заметной хромотой. Через боль в ноге всё же иду.
– Доброе утро, – более-менее бодро произношу я, когда вижу папу за столом. Он как всегда пьёт кофе. Моя стабильность нарушается от воспоминаний о вчерашней находке. Как же папа объяснит мне всё, что твориться здесь?
– Доброе, дочка. Как спалось? Завтрак если что на плите, – говорит отец и отвлекается на свой телефон. Я слегка прищуриваюсь, но отворачиваюсь и накладываю еду на тарелку.
– Спалось хорошо, – отвечаю ему и наливаю чай. Я усаживаюсь напротив и принимаюсь кушать.
Мне тяжело заговорить с папой, ведь всё может повернуться не в то русло. Я либо быстро сдам себя с потрохами, либо как-то наврежу папе своими словами.
Интересно отец заметит пропажу карты из сейфа? Или он редко туда заглядывает. Вчера по пути домой я много думала и пришла к выводу: чтобы что-то узнать у папы и предоставить доказательства, мне нужно ещё пообщаться с тем парнем. Если он знает папу, то папа не сможет отрицать правду.
– Ты куда? – задаю вопрос, когда отец поднимается из-за стола и говорит, что ему пора уходить.
– Сказали заглянуть в здание правительства, – быстро отвечает он и подходит ко мне, целуя в макушку. – Надеюсь, ненадолго. Не забудь пообедать, дочка.
Я не успеваю ничего ответить, как он уже выходит в коридор, а после слышится хлопок двери. Остаюсь сидеть в полном замешательстве. Такое поведение не похоже на папино, что ещё больше путает меня. Голова начинает болеть от всех предположений и мыслей.
Быстро доедаю и спешу в комнату, чтобы записать в свой дневник все свои показатели и реакцию организма. Также делаю небольшую зарисовку деревьев, которые поразили меня в лесу. Я удивляюсь тому, что мне легче нарисовать их такими, какие они были – с десятками недостатков. Обычно мне тяжело даются рисунки моего окружения и у меня еле как выходит изображать на бумаге ту же идеальность, какая есть в жизни. Из-за этого у меня всегда были проблемы с уроком рисования в школе.
