Зачем в Питер? - страница 19
Вынесем мы с Юркой тазы с выстиранным бельем, мать вешает, а Аська взбесится и кричит в окошко: «Свет загородили!» Наподдать бы ей, а мать в ответ: «Замуж выйдешь, успокоишься, доченька». И все. Ни слова упрека.
– Не нравится она тебе, – заметила я. – Интересно, что с ней дальше стало, вышла она замуж, успокоилась?
– Терпение, мой юный друг, – улыбнулся Саша. – Слушай внимательно, скоро все узнаешь. Я с радостью помогал Юркиной семье по дому, потом, вдохновившись, мог и у себя порядок навести, но хватало его ненадолго – у нас никто к чистоте не был приучен. Аська мне запомнилась тем, что лицо у нее было интересное – рот большой и словно вот-вот рассмеется, а характер ворчливый и всем недовольный. Но ее все равно любили и мать о ней заботилась, как будто она графиня какая-то.
Вот моей матери было все равно – чистая ли у меня одежда, мыл ли я руки и что я ел. К Юрке я всегда шел, вымыв лицо и шею, начистив обувь и сменив носки. У них же я научился уважительно разговаривать с людьми, следить за своей речью. Мне так хотелось, чтобы меня уважали его родители, что я стал много читать и заниматься спортом.
И так хорошо и спокойно было мне у Юрки дома, что я ничего не замечал. А оказывается, не все было гладко в датском королевстве…
– Ну вот… – расстроилась я. – Да почему же не бывает идеальных семей? Везде какие-то или тайны, или измены. А то кто-то очень хороший возьмет и умрет!
– Везде жизнь, Оля, – снисходительно ответил мой рассказчик и пропел: – То взлет, то посадка. То снег, то дожди… Всякое бывает. Слушай дальше.
Стыдно признаться, но я втайне мечтал о такой матери, как у Юрки. Придем из школы, она нам с порога:
– Проголодались? А я оладьев напекла. Борщ ставлю греть? – никаких микроволновок в помине тогда не было, она наливала нам несколько половников ароматного борща в большую миску и ставила на плиту.
Пока мы мыли руки, стол был уже накрыт. Юркина мать садилась всегда с нами на краешек стула и внимательно расспрашивала, как прошел наш школьный день: что самого смешного случилось или печального, какие выводы мы сделали или что почувствовали. Мне самому было интересно отвечать на ее вопросы, она каким-то чутьем улавливала самую суть происходящего и давала нам возможность научиться ощущать самих себя в разных ситуациях.
– Это я сейчас так мудрено говорю, – улыбнулся Саша. – Потому что вижу, что ты понимаешь, о чем я. Понимаешь ведь?
– Конечно, я сама так со своими детьми всегда общаюсь, – подтвердила я.
– Счастливые у тебя дети, – вздохнул он. – Но в детстве не улавливаешь масштаба пользы от таких разговоров. Мне просто было приятно, что мое мнение кому-то интересно, я чувствовал себя важным, нужным. Намного позже я преисполнился благодарности к Юркиной матери за то, что научила меня жить так, как я сам считаю правильным, не поддаваясь на уговоры и не давая себя втянуть в разные авантюры. Но про это я тебе отдельную книгу надиктую, приключенческую. Давай к философии вернемся, как ты просила.
Звали его мать Наталя, прям вот так, без мягкого знака. Она училась в пединституте, когда в Барнаул приехал по распределению молодой рабочий Валерий Прокопчук. Поженились быстро, родилась Аська, и я не знаю, получила ли Наталя диплом. Она как-то обмолвилась, что никто ей не помогал с младенцем, а она такая мать, что, скорее всего, с головой погрузилась в заботы о дочке. Валерий пропадал на заводе, делал карьеру, ему не до личной жизни было. Наталя так и осталась домохозяйкой. Но не такой, которая с обкусанными ногтями пирожки с утра до вечера печет и подолом со стола вытирает, нет! Она читала много и в Москву иногда с мужем ездила, если какие-то интересные постановки в театрах были. Она и с детьми общалась, не как с маленькими, а на равных, заставляя их думать: «В школе зубрежка, школа мыслить самостоятельно не учит, к сожалению…»