Загадка фарфоровой балерины - страница 18



Но солнечная и жаркая, почти как летом, погода, совершенно не располагала к грусти. Нужно помнить, что всё это не по-настоящему. Девушка невольно улыбнулась. И с оптимизмом подумала, что всё же здесь весело – можно насочинять о себе каких угодно небылиц, практически придумать собственную жизнь. Тут можно быть кем угодно, и это тоже своего рода свобода.

– Чего это тебе джинсы понадобились? – не унималась Тома, попутно рассматривая одежду на манекенах. – Из-за Артёма, что ли?

– С чего бы? – пожала плечами Настя. – Я даже не заметила, что он в джинсах.

До Артёма и его гардероба ей действительно не было никакого дела.

– Тёма такой пижон! У него этих джинсов несколько пар, причём самых модных – Ли Ридерс и Леви Страусс.

– Всегда думала, что самые модные – это Монтана.

– Чушь. Мой брат говорит, что в Ленинграде Монтана считается «пшековским» дерьмом и стоит дешевле, чем настоящие Вранглер, Ли, Леви. Просто за счёт американского флажка на кармане она так любима «колхозниками».

Тома говорила достаточно громко и уверенно. Настя спорить не стала. Лишь отметила несколько брошенных в их сторону возмущённых взглядов.

В моде того времени Анастасия не разбиралась. А по рассказам родителей знала, что восьмидесятые были самым пиком моды на джинсы, но достать их тогда было чрезвычайно трудно. Не удивительно, что такая роскошь имелась в то время у танцора. Все, кто имел возможность выезжать за границу, обязательно покупали себе джинсы – спортсмены, музыканты, актёры. Пара джинсов могла стоить около двухсот рублей! А зарплата у многих была всего около ста или ста пятидесяти рублей – и это в лучшем случае. Бабушка, после училища работавшая библиотекарем в университете, сначала получала всего сорок рублей. При таких деньгах джинсы для неё казались чем-то недосягаемым, как покорение Эвереста или полёт в космос.

После путешествия по ГУМу отправились в кафетерий, полюбовались на стоявшие в витрине бисквитные, миндальные, лимонные, песочные, ванильные торты и пирожные. Настя с жадностью уставилась на любимый «Верантоль», но после недолгих колебаний всё же нашла в себе силы ограничиться стаканом сока. Вот она, жестокая дань богу балета – отказ от вкусностей. И не от каких-то там, напичканных консервантами, красителями и дешёвыми растительными жирами, а настоящих, на сливочном масле, яйцах, натуральном сахаре и сливках. В её времени попробовать тот самый «Киевский» или «Прагу» уже не удастся. Настя пообещала себе, что всё равно однажды отведает советских кондитерских шедевров.

Усевшись за столик, стоявший близ окна, они потягивали сок. Анастасия решила сменить тему, и поинтересовалась, знает ли Тома что-нибудь о подземном ходе в Театре оперы и балета.

– Проход под землёй? – переспросила та. – Впервые слышу. А зачем он нужен?

– Чтобы выходить к реке. Ну, прогуляться, там, подышать свежим воздухом.

– Представляю – идешь по каменному сырому ходу, а над тобой несколько метров земли. Бррр... Кошмар. Я бы точно туда не пошла. Ходить по подземным лабиринтам – это, наверное, как упасть в колодец, только пустой, без воды. Страшно до смерти. Как будто тебя похоронили.

Настя подумала, что у Томы чересчур бурное воображение. Упоминание о похоронах заставило поёжиться и в очередной раз вспомнить о жуткой находке.

Вечером, когда они с Томой были в комнате одни, Настя решилась задать провокационный вопрос: