Загадка кричащей мумии - страница 16

Так поздно вечером рассуждала Дарья, отходя ко сну, а в тот момент она громко взвизгнула и бросилась брату на шею:

– Васюшка, миленький, какой же ты у меня душка! – Ничего более осмысленного придумать она не смогла.

Вскоре профессор Хэмптон прислал Дарье письмо, сочившееся благодарностью, как патокой. В нём почтенный учёный муж сообщал, что отбывает в Лондон, чтобы разрешить необходимые формальности в Географическом обществе, чтобы после того направиться в Южный оазис. Завершалось оно обещанием регулярно, не реже чем раз в три дня, телеграфировать о ходе раскопок, заверениями в бесконечной признательности «очаровательной мисс Глумовой» и просьбой посодействовать в покупке билетов на дирижабль до Каира.

– Вот шельмец, – захохотал Василий, когда сестра показала ему письмо. – И тут о своей выгоде думает. Ты уж поосторожнее с ним, Дарьюшка. Этому профессору палец в рот положишь, он всю руку откусит и не подавится.

На это Дарье оставалось только молча кивать и во всём соглашаться с братом. Пусть она не считала затею с раскопками отчаянной авантюрой, как думал об этом Василий, поведение профессора начинало внушать ей тревогу. И только мысль, что половина находок, сделанных в этом сезоне, достанется ей, продолжала греть душу.

Родные между тем заметили перемены, произошедшие с ней в эти дни. Матушка списывала их на порошки, прописанные последним доктором; отец считал, что дело в возвращении Василия. Мол, Дарья с младенчества была привязана к старшему брату и не смогла вынести долгой разлуки с ним. Поговаривали и про порчу, которую якобы сняла бабка-шептунья.

Дарья и сама чувствовала, как силы и здоровье возвращаются к ней. Правда, помогали ей не столько лекарства, сколько телеграммы из Лондона, в которых профессор с завидной регулярностью сообщал, как обстоят дела с подготовкой к экспедиции.

Перед Рождеством, в свой последний визит, приглашённый доктор сообщил, что его пациентка совершенно здорова, но для укрепления сил нуждается в тёплом климате и приятных, но не слишком возбуждающих впечатлениях. Вновь начались разговоры и обсуждения. Маменька предлагала отправиться на Французскую Ривьеру, отец настаивал на том, что такие траты излишни, и предлагал для начала обойтись Пятигорском и его водами. Обсуждали Крым и Анапу, обходя стороной то единственное место, где Дарья стремилась побывать всей душой. Тем более что профессор Хэмптон сообщал, что их экспедиция уже обосновалась в Южном оазисе и приступила к раскопкам.

Пришлось брать дело в свои руки. Дарья понимала, что никто, кроме Василия, не поможет ей и здесь, и принялась рассказывать брату об удивительном египетском хлопке, тонком и шелковистом, сотканном особым образом. И если уж брат взялся за преобразования на ткацкой фабрике, так не стоит ли отправиться в Египет, чтобы там подсмотреть, как устроены их станки, а может, даже и выкупить несколько.

Василий сперва отказался, ответил, мол, нечего и думать, чтобы ему раскрыли секрет производства такого хлопка, но было видно, что слова Дарьи крепко засели у него в голове, и все Святки он провёл, что-то высчитывая и отправляя письма и телеграммы, и наконец в пятницу, 7 января, надолго закрылся с отцом в кабинете, а когда вышел, сообщил взволнованной Дарье, что их поездка в Египет – дело решённое.

В воскресенье расстрел рабочей демонстрации в Петербурге потряс всю страну. Отец ходил по дому бледный как тень, нигде не мог найти себе места, только повторял: «Началось, неужели началось?» Таким Дарья не видела его никогда раньше.