Загадка кричащей мумии - страница 17

В дом приходили гости, приносили с собой вести. Кто-то говорил, что видел на Тверской баррикады, кто-то рассказывал про звуки стрельбы в переулках. Казалось, что пламя восстания вот-вот перекинется из Петербурга на вторую столицу.

Дарья слушала новости и малодушно думала, что счастье, поманившее её из-за угла, рассеялось как дым, и злилась на Гапона, на рабочих, на всех, кто сейчас вставал между нею и вожделенной поездкой на раскопки к Хэмптону.

Отец и братья с часу на час ждали забастовок на своих фабриках. Василий, отбывая в Серпухов, напоследок потрепал сестру по плечу:

– Ничего не бойся, Дарьюшка. Скоро всё уладится.

В ту неделю фабрики Глумовых работали без перебоев. Мастера и рабочие явились к Савве с депутацией и заверили «хозяина и отца родного» в том, что «революционной заразы бегут как огня», и выдали двух смутьянов, считавшихся социалистами, чтобы тех уволили незамедлительно, а имена внесли в «чёрную книгу». Обошлось без стачек и на фабрике в Серпухове, но Василий просидел там дольше, чем планировал: бастовали рабочие железной дороги.

Неделю спустя поползли слухи, что царь готов принять у себя рабочую делегацию и тем положить конец народным волнениям.

Дарья следила за этими новостями то с надеждой, то с отчаянием, и единственным, что помогало ей сохранить рассудок, были телеграммы от Хэмптона. Так что, когда в пятницу, 13 января, измученный и промёрзший Василий вернулся из Серпухова и сообщил, что самое страшное миновало, она едва не лишилась чувств от восторга, а наутро помчалась на телеграфную станцию, чтобы сообщить, что в самое ближайшее время вылетает в Каир.

***

Посидели на дорожку. Матушка, утирая слёзы, последний раз перекрестила Дарью и Василия. Отец вздохнул, начал: «Долгие проводы – долгие…», но осёкся, умолк, застыл, опустив тяжёлые руки на колени.

«Будто на тот свет провожают», – подумала Дарья. Было что-то верное в этой мысли. Тот свет или этот, а полёты на дирижаблях и дальние страны, известные по открыткам да урокам Закона Божия, пугали и настораживали. То ли дело привычные поезда, то ли дело Ницца!

За окном взвизгнул клаксон: шофёр подавал знак, что всё готово, можно выходить. Дарья напоследок троекратно поцеловала родителей и под руку с братом вышла во двор. Путешествие началось.

Пролетели мимо особняки, все сплошь в белой лепнине, пассажи и магазинчики, пролетели все сорок сороков, сияющие куполами на морозном солнце, и потянулись деревянные домишки городской окраины. Их обитатели при виде самодвижущегося экипажа замирали, кто от ужаса, кто от удивления.

Мостовая кончилась, и началась заснеженная просёлочная дорога. На ухабах паромобиль потряхивало так, что не спасали и новые английские рессоры. Дарья потянулась за флаконом нюхательной соли.

– Кто ж додумался построить воздушный порт за городом? – в сердцах спросила она, борясь с дурнотой.

– Генерал-губернатор покойный и додумался, – откликнулся Василий. Он держался получше, чем сестра, хотя и был так бледен, что это было заметно даже в тёмном салоне паромобиля. – Нечего, говорит, пузырям над городом летать. А ну как лопнет, так людишки мне на голову и посыплются.

Дарья невольно усмехнулась, вообразив такую картину.

– Ей-богу, так и сказал! Вот и решено было построить порт подальше, подальше от города.

Паромобиль сбросил скорость и задёргался сильнее.

«Неужто сейчас встрянем? Или колесо отлетит?» – промелькнуло в голове у Дарьи. Хорошо ещё, выехали они заранее, чтобы успеть к отправлению дирижабля наверняка. А вдруг колесо отвалится? А вдруг они и правда застрянут так, что без посторонней помощи не выбраться? Иди тогда уговаривай мужичков подсобить.