Может быть, это было и к лучшему. Так можно было представлять, что не летишь по воздуху, а покачиваешься в экипаже, едущем сквозь непроглядную ночь. Дарья закрыла глаза и провалилась в глубокий сон, на дне которого кружили птицы с золотыми человеческими лицами.
Разбудила её сильная тряска. Дарья открыла глаза. В салоне горел дежурный электрический свет. Стюард по-немецки успокаивал пассажиров. Распространяя винные пары, храпел француз. Пожилые супруги негромко переговаривались, будто не замечали, что гондолу трясёт и кидает из стороны в сторону.
Дарья взяла брата за руку:
– Васенька, что тут…
– Говорят, зона низкого давления. – Брат кивнул на стюарда. – Так бывает. Мы пройдём её, и всё снова будет хорошо. Может быть, немного хереса?
Она молча кивнула. Василий дождался, пока стюард поднимет голову, и сделал ему знак рукой. Через минуту тот явился с крохотной книжечкой, размером не больше бальной, и записал туда заказ.
Дарья сидела в своём кресле, крепко сжав руки. Ей казалось, что сердце подкатило ей прямо к горлу и со страшной силой бьётся там, а все остальные органы ухнули вниз и с каждым толчком проваливались всё глубже. «Куда я лечу? Зачем я лечу?» – повторяла она как молитву.
Дождавшись, когда станет хоть немного поспокойнее, вернулся стюард с бутылкой зелёного стекла в одной руке и двумя невысокими рюмками – в другой, поставил их на столик между креслами и, сохраняя невозмутимый вид, налил в рюмки янтарный напиток. Василий коротко поблагодарил его, и стюард с поклоном удалился.
От первого глотка по телу растеклось сладкое тепло, и внутренности, кажется, поспешили вернуться на свои места. К третьему она уже набралась смелости, чтобы заглянуть в иллюминатор. За окном было по-прежнему темно и туманно. «Через облако летим», – догадалась Дарья.
Сонливость прошла. Она достала из дорожной сумочки книгу, очередной сборник статей Географического общества, посвящённый очередной годовщине очередного открытия, и попыталась читать, но дежурного света не хватало, да и гондолу продолжало трясти так, что буквы прыгали перед глазами. Книгу пришлось отложить.
Дарья посмотрела время на своих корсетных часиках. Без четверти одиннадцать. Выходит, она проспала тут, у всех на виду, чуть не шесть часов кряду? Какой позор! Впрочем, сообщить ей об этом всё равно было некому. Пожилые супруги давно ушли, немцы были заняты беседой, а француз и сам спал без задних ног. Борясь с качкой, она направилась в каюту, по дороге пеняя брату, что тот не разбудил её раньше. Бояться осуждения со стороны было легче, чем думать, что ты летишь в подбрюшье огромного воздушного пузыря, который может лопнуть в любой момент.
Ближе к вечеру они наконец прибыли в Стамбул. По пути Дарья успела вдоволь насмотреться на разноцветные клеточки европейских полей и сверкающие прожилки рек, на холмы и горы, на города, пауками расползающиеся по земле, прежде чем увидела безбрежное сияющее море. Воздушный порт Османской империи находился неподалёку от побережья, и в короткие часы пересадки с одного дирижабля на другой сюда задувал солёный ветер Боспора.
До Святой Софии, Цистерны и Змеиной колонны оставались считаные версты, и Дарья с трудом удержалась, чтобы не броситься брату на шею, умоляя задержаться здесь на пару дней. Дирижабли до Каира отправлялись два раза в неделю, и рисковать с отправкой в Египет было опасно. Решив, что в Стамбуле она остановится на обратном пути, Дарья решительным шагом направилась к новой причальной вышке.
