Загадки истории. Междуречье - страница 19

Согласно некоторым сведениям, походы Саргона достигали далекой Малой Азии. В одном из поздних текстов сохранилось предание об обращенной к правителю Двуречья просьбе купцов ассирийской торговой колонии Ганиш, располагавшейся в Каппадокии, помочь в борьбе против царя города Бурушханда (Буруш-хатим). Собрав военный совет, Саргон выслушивает прибывших торговцев во главе с Нурдаганом, который красочно описывает бедствия и притеснения каппадокийской торговой колонии, населенной не воинами, как подчеркивают посланцы, а купцами. Царь, убежденный льстивыми речами послов о непобедимой мощи Аккада, отправляет свое войско в далекий поход, трудности которого ярко описаны в тексте. Придя на помощь Ганишу он совершает крупные завоевания и на три года задерживается в стране, чтобы удостовериться, что местный правитель и впредь будет соблюдать свои обязанности перед сюзереном. Не бывает дыма без огня, и, по всей видимости, эта легенда основывается на реальном распространении влияния Саргона Первого на центральные регионы Малой Азии, откуда в Двуречье доставлялись строительный лес, металлы и, прежде всего, серебро.

Походы и победы Саргона Аккадского были увековечены на «Победной стеле Саргона» и «Победной стеле аккадского царя из Суз», напоминающих по своему замыслу уже известную нам «Стелу коршунов» Эаннатума. На первом из названных памятников, обнаруженном на рубеже ХІХ–ХХ вв. в Сузах французской экспедицией во главе с Ж. де Морганом и ныне хранящемся в Лувре, на трех ярусах, сменяющих друг друга сверху вниз, изображены вереница пленных (верхний ярус), возглавляющий войско правитель с булавой в правой руке, за которым следуют секироносцы с топорами на левом плече (средний ярус) и собаки с коршунами, терзающие тела убитых врагов (нижний ярус). Второй памятник, сохранившийся в двух фрагментах, также хранящихся ныне в Лувре, также содержит изображение царя, набрасывающего сеть на своих врагов и заносящего булаву над головой одного из захваченных в плен воинов. Исследователи полагают, что на этой стеле изображена победа Саргона над коалицией номов Нижнего Двуречья, а пленник, над головой которого победитель занес булаву, не кто иной, как Лугаль-заггеси.

Усиление центральной власти в собранной Саргоном воедино стране породило еще одно новое явление в истории Двуречья – становление восточной деспотической монархии, неограниченной власти царя – «шаррум». Действуя на правах завоевателя, правитель мало считался, а то и вовсе игнорировал права и традиционные формы управления, характерные для покоренного населения, что привело к изживанию из сферы государственного управления как советов старейшин, так и народных собраний. Они, по всей видимости, продолжали по давней традиции действовать на номовом уровне как локальные органы местного самоуправления, но их решения были правомочны лишь до того момента, пока не затрагивали в своей деятельности интересов центральной власти. Власть царя не была, таким образом, ограничена никаким другим иным органом, он никому не был обязан своими полномочиями, никому не подчинялся и не был никому подотчетен. Более того – даже рядом с ним либо в помощь ему не существовало никакого легитимного властного органа, каким-либо образом ограничивавшего всевластие царя.

На службу своей деспотической власти Саргон с первых лет правления поставил неразрывно связанные между собой религию и искусство. Во всех сферах – придворных церемониях, официальной титулатуре, повседневных обычаях, художественных предпочтениях «истинный царь» стремился отмежеваться от существовавших ранее традиций и насадить новые формы, укреплявшие и прославлявшие его единоличную власть. Так, уже на 6–7 году правления, он прибавляет к новаторскому титулу «царь Аккаде» и традиционному для южного Двуречья титулу «царь Страны» новое титулярное обозначение – «царь множеств» (шар кишшатим), производное от уже известного нам «лугаль Киши», то есть – «лугаль Киша». Видимо, с учетом значения этого последнего, титул «царь множеств» можно трактовать как «царь над царями», «верховный правитель и повелитель». В искусстве такое исключительное возвышение фигуры царя привело к появлению изображений героизированной, могущественной и властной фигуры царя – героя-сверхчеловека, стоящего выше любого другого смертного и приближающегося к бессмертным богам, практически равного им в своем могуществе и всевластии. Если ранее изображения людей были предельно стандартизированы, лишены каких-либо индивидуальных черт, то начиная с правления Саргона и во все годы царствования правителей из основанной им аккадской династии на барельефах и рельефах скульпторы стремятся подчеркнуть индивидуальные особенности изображаемого персонажа, добиться портретного сходства. В литературном творчестве та же тенденция привела к появлению произведений героического эпоса с фигурой великого человека, находящегося в центре повествования. На авторитет Саргона работали также облагодетельствованные им представители жреческого сословия, создавая благоприятную для царя легендарную традицию о покровительстве богини Иштар.