Справедливости ради, следует заметить, что мысль о причастности ушкуйников к вятской истории была высказана задолго до торжеств в честь 600-летия город Кирова. Причём таким авторитетным знатоком старины как Александр Степанович Верещагин (1835—1908). Причиной чему явилось недоверие учёного к «Повести о стране Вятской» и её датам. Что не лишено смысла, поскольку они, на самом деле, вызывают немало вопросов.
Расцвет научной деятельности А. С. Верещагина пришёлся на вторую половину XIX – начало XX вв., когда трудами Археографической комиссии были изданы, пожалуй, все наиболее известные памятники русской книжности. Начиная с опубликованной в 1846 году Лаврентьевской летописи до местных летописных сводов, увидевших свет в начале XX века.
Среди них обширную группу составляли Новгородские и Софийские летописи, которые интересовали вятских историков больше других. Так как могли пролить свет на начальную историю русской Вятки, «темнота» которой уже тогда стала «притчей во языцех».
Внимательно изучив эти летописи, и не найдя в них ничего общего с «Повестью о стране Вятской», А. С. Верещагин одним из первых усомнился в её достоверности. Однако отрицать появление новгородцев на берегах Вятки не стал и предположил, что книжник описал его не совсем адекватно или, проще говоря, приврал. Не из корысти, а из самых возвышенных, патриотических соображений, чтобы удревнить историю вятчан и тем самым ещё более их «воспрославить». Для чего ему будто бы пришлось сделать малость – исправить в дате похода новгородцев одну цифру. Точнее, букву, которыми в допетровские времена было принято обозначать даты.
В одной из своих работ Александр Степанович писал:
«Нельзя решительно утверждать, что в „Повести“ 1174 год, вместо летописного 1374 года, поставлен не намеренно. Предисловие „Повести“ … прямо указывает на желание её составителя воспрославить своих вятских праотцев и связать их начальную историю с историей знаменитых новгородских древних славян. Кто знает – может быть и наш составитель „Повести“, по тем же побуждениям, букву летописного известия (6882—1374), обозначающую 800, заменил буквой, обозначающей 600 (6682—1174), и такой ничтожной, по-видимому, „поправкой“ поход новгородцев на Вятку отнёс ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет».
Так вместо 1374 года, знакомого нам по Воскресенской, Троицкой и другим летописям, в «Повести о стране Вятской» появился 1174 год, а речные пираты превратились в полноправных и благочестивых «самовласцев».
Заметим, что А. С. Верещагин не утверждал, будто Вятку основали ушкуйники. Он лишь деликатно, со множеством оговорок предположил, что их поход 1374 года мог отразиться в «Повести». Смутно и неточно, как небо в ветреный день отражается на поверхности реки, покрытой лёгкой рябью.
Однако уже вскоре, после смерти А. С. Верещагина, его робкая гипотеза превратилась в аксиому. Как в старой шутке о том, что величие учёного определяется тем, насколько лет он смог затормозить развитие науки. «Повесть о стране Вятской» стали считать недостоверной, её автора – фальсификатором, а ушкуйников – родоначальниками всех вятчан. Несмотря на то, что этого не утверждали ни сам Александр Степанович, ни вятские книжники, ни составители русских летописей.
