Читать онлайн А. Райнер - Заглянувший

С первым вдохом Верховного начался исток Многомирья. Абсолютная мощь изверглась в пустоту, расплескавшись в ней пылающими светилами. Так озарившееся Ничто обернулось тьмой.

Вдох Предельного расчертил грани Вселенной, дыхание его пронеслось во тьме, в вихре закружились галактики и заиграли разноцветием пылевые туманы. Так танец Хаоса приобрел порядок.

Вдох Единого бога устроил песню жизни, обитель его наполнилась звуками, ветер подхватил мотив океанов и лесов, рыб и птиц и всякого зверя, а после всеобщую гармонию дополнил голос человеческий. Так Разум произнес слово.

Но ничто из этого не являлось Началом.

Теперь я знаю это.

Когда Господь хочет приставить к человеку ангела, он посылает ему сестру.

В эту историю сложно поверить, но у вас есть выбор. А у меня нет ничего ценнее воспоминаний. Это дар свыше, и я делюсь им, пересказывая пережитое за пределами физических реалий. Говоря проще – я был мертв.

Жил ли я ДО? Точно помню, что пытался. И конечно, задумывался о смысле таких попыток. Как и любой нормальный человек, задыхался от недостатка информации о том, кто я. О том, что ждет меня, когда сердце преданно отстучит тихий последний раз.

Реинкарнация? Ад или рай? Или, может, сансара?

Идея слепой веры в какую‑то религиозную условность внушала недоверие.

Я встречал много так называемых «верующих». Особенно раздражали те, кто пытался навязать свою религию. Меня корили за несоблюдение постов, за неверную трактовку тех или иных святых писаний, даже угрожали адом и расплатой за то, что не смирен и не каюсь.

Эти «верующие» были ничем не лучше остальных людей. Религия не помогла им навести порядок в жизни или обрести умиротворение. Как и все, они выпивали, сплетничали, объедались, гневались, изменяли, словом – имели изрядный набор пороков. Только в осуждении других им не было равных.

Самое смешное – они на полном серьезе думали, будто попадут в рай только за то, что навесили сами на себя ярлык верующего. Вместо того чтобы направить силы на изменение окружающего мира к лучшему, они упорно пытались всучить свою бездоказательную правду в бестолковых случайных спорах.

Спорящий – всегда проситель. Негласно он просит, чтобы к его аргументам отнеслись заинтересованно, поскольку нуждается в признании. Только в вопросах веры ни аргументов, ни доказательств нет.

Я был умен, начитан, успешен. Добивался поставленных целей, не доверяя предчувствиям или домыслам. Опирался лишь на логику и факты. Не возникало в жизни моментов, когда бы я действительно поверил хоть на мгновение в существование богов или иных миров. Однако я не был ярым атеистом.

Напротив, привычка допускать вероятности вселяла слабую надежду на существование загробного мира.

В отличие от большинства, я не испытывал страха перед смертью, просто хотелось удостовериться, что хотя бы за гранью существует справедливость. Но как бы ни искал в научных трудах подтверждения жизни после смерти, успехом поиски не увенчались. А теперь знаю: духовное не поддается математическим расчетам, не подчиняется физическим законам, но даже если бы подчинялось – дух никогда не позволил бы себя измерить в соревновании научных величин.

Не там нужно было искать, однако я жаждал фактов.

Моя ли в том вина? Все, что происходило со мной от рождения до смерти, – не более чем НИЧЕГО. Пустое, бессмысленное, безнадежное, оставляющее только тягостные смутные образы. Единственным светом, смыслом, ценностью, тем, без чего я не знал себя, была моя сестра-близнец. Нам не нужно было разговаривать, чтобы знать мысли друг друга, достаточно взглянуть в глаза или дотронуться.

С рождения мы были словно привязаны друг к другу и привыкли открыто выражать любовь – держались за руки, часто обнимались и смеялись. Наши глаза блестели. В детстве это казалось естественным, а позже начались проблемы: косые взгляды, лишние вопросы, грязные подозрения. Наши чувства стали ненормальными для общества, мы слишком напоминали влюбленных.

Про себя я все отрицал, твердил, что наша любовь – самая чистая на свете, но где‑то глубоко внутри обреченно осознавал – подозрения небезосновательны. Невинные прикосновения являлись единственной доступной роскошью, и мне все больше хотелось явного выражения любви.

Мой взгляд стал чаще задерживаться на ее губах. Хотелось провести рукой по ее гладкой коже, по блестящим волосам, вдохнуть их аромат. Хотелось слиться с ней воедино и больше никогда не разрывать обретенную связь. Я взрослел, сгорая заживо. И сходил с ума от невозможности прекратить агонию.

Во мне поселился страх, что она догадается о моих порочных чувствах, и это разрушит ее хрупкий мир, в котором не существует даже понятия «предательство». А я предал ее. Но, по крайней мере, удавалось хранить все в тайне.

Отныне, глядя на сестру, я регулярно ловил себя на мыслях, превращавших меня в чудовище в собственных глазах. В чудовище, с которым необходимо бороться. Я стал избегать ее взгляда, прикосновения были непозволительны. С огромным усилием я все чаще отказывался от ее общества, замыкаясь в себе.

Однако, как бы ни боролся с наваждением, в те редкие моменты, когда я видел ее перед собой, возвращались запретные чувства, вспыхивая с новой безудержной силой. Она была той же девчонкой, которую я всегда любил, с теми же ясными глазами, наполненными светом, коим больше не обладали ни одни из известных мне глаз.

Видя этот свет, испытывая страстное желание соединиться с ним, я отчетливо сознавал, что проклят навеки. Чудовище внутри не подчинялось мне, становилось все мощнее.

В те моменты, когда я был готов поверить в существование бога, все сводилось к тому, что я вновь проклинал его. Он допустил столько грязи и боли, позволив появиться самому уродливому, неблагодарному и убогому существу под названием «человек». Существу, творящему зло.

Только уродливый бог мог допустить такое.

Только убогий бог мог допустить, чтобы брат желал родную сестру. Грешный бог, породивший по своему подобию грешных детей, а после упивающийся их страданиями. Бог – жестокий, циничный, психически больной извращенец с последней стадией нарциссизма. Уж лучше совсем отказаться от идеи его существования, чем разочароваться в нем так глубоко, как разочаровался я.

Хотя… когда о нем рассуждала сестра, я слушал без раздражения. Ее представления никогда не унижали моей точки зрения, она не навязывала своего бога и не заставляла отказаться от убеждений. Просто рассказывала милые светлые сказки, и, когда я слушал их, становилось легче. Но лишь от того, что ее разум не замутнен грязью окружающей действительности.

Я бы никогда не отважился разрушить ее картину мира собственными доводами, подчерпнутыми из научно-исследовательских работ, опровергающих концепцию божественного творения. Да и она, выслушав приведенные доказательства и усмехнувшись, без труда подобрала бы собственные логичные контраргументы. Она любила исходить из того, что невозможно доказать отсутствие бога, и потому подобный спор завершился бы ничьей.