Я давно перестал лицезреть мир глазами удивленного ребенка. Мне скучно, я устал от оранжевых разводов в ночном небе. Они разят химией и несут токсичную погибель. Мы поднимаем головы, молча смотрим на пылающее небо, вдыхаем отраву, а потом раньше срока тихо умираем от рака или астмы. Поразительный ассортимент протравленной продукции отвлекает внимание от самого важного. Наши глаза горят, мы работаем, чтобы позволить себе хотя бы часть предлагаемого товарного разнообразия.
Я вывел формулу алчности: глупость, помноженная на количество несъеденных в детстве конфет. Мы жадно хватаем отраву, приносим ее домой большими пакетами, запихиваем в рот, захлебываясь в слюне. Каждый день пичкаем себя любимым ядом. Повышенный спрос и производство процветают, заводы не прекращают строиться – и это среди жилых домов. Наш город в списке самых токсичных городов страны. Страна – в рейтинге наиболее экологически загрязненных. Каждый это знает, видит и чувствует, достаточно поднять голову и вдохнуть полной грудью, но мы намеренно разучились это делать. Нас убедили, что ассортимент важнее.
Жизнь – та еще дрянь. Как бы то ни было, моя или чужая, – она больше не представляла ценности. Без сестры мне этот мир не нужен. Ужасное «без» – крохотная черная дыра моего сердца, которая засасывала и уничтожала все, что в нем хранилось. Я старался забыть это «без», не брал в расчет. Однако сегодня наступил день правды, а не самообмана.
Вдыхая промозглый воздух с ароматом первого инея, я жалел, что сердце не покрылось льдом. Разболелось горло, но и это не могло перекрыть неутихающую боль в груди. Крепко сжимая пузырек таблеток в кармане, я торопился домой, чтобы осуществить задуманное. Сегодня перестану принимать яды жизни, вырвусь из плена. Это не спонтанное желание, я давно все обдумал.
Тогда, захлебываясь под толщей воды, я хотел жить, поскольку думал о родных. Знал, что сестра и родители будут чувствовать вину всю жизнь, – это сломило бы их. Я был не свободен, ведь ответственность за их жизни лежала и на моих плечах.
Многое изменилось с тех пор.
Сколько я не видел родителей? После пяти лет разлуки бросил считать. Встретились взглядами чужих людей на похоронах, будем считать это гордым прощанием. Я перевел им круглую сумму на счет от продажи фирмы, откупившись от главной своей вины – моего рождения.
Страх смерти записан человеку в подсознание как инстинкт самосохранения. Но я‑то знал правду.
Умирать приятно.
Я помнил пережитые ощущения, и сейчас смерть воспринималась как чудесное лекарство, навсегда избавляющее от боли.
Я решил наконец признать: мертвый буду полезнее миру, чем живой. В наш странный век самоубийц превозносят, и даже те, кто в толпе называет их слабаками, говорит с придыханием, как об удивительной тайне, которую больше никому не удастся постичь.
Этот вечный вопрос сродни многовековой полемике о любви, смысле жизни, добре и зле. Слаб ли тот, кто отважился распрощаться с жизнью? Я нашел для себя единственно возможный ответ. Это вне определений, вне классификаций, вне рассудительности и каких‑то четких критериев. Я всегда ненавидел толковые словари, не видел от них пользы. Как и в человечестве. А в первую очередь не видел толк быть сильным или слабым в этом мире. Потому что нет разницы – здесь все проигравшие. Зайдя предельно далеко, я не видел никакого толка БЫТЬ. В борьбе со смертью человек всегда проиграет, но я и не собирался бороться.
