— Долго оттирала? — поинтересовался граф.
— Моченьки моей нет! — всхлипнула Лита. — Чуть до костей руки не стерла.
Она быстро выставила вперед ладони без единой мозоли и тут же спрятала их за спину.
— Серьезно? Ай-ай-ай! — поцокал языком граф.
— Может, вы мне и рубашечку свою доверите? — ласково пропела девушка. — У меня руки золотые. А вдруг я и там пятнышки отмыть сумею?
— Это вряд ли, — улыбнулся мужчина. — Что ж… Тебя звать-то как?
— Лита! — чуть присела в книксене девушка.
— А полное имя? — спокойным тоном спросил граф, но Лита успела заметить жадное любопытство, на долю секунды мелькнувшее в его красивых глазах цвета крепкого чая.
— Да кто ж его знает? — пожала плечами девушка. — Мать звала то Литкой, то чучелом безруким. Соседи и вовсе то безотцовщиной звали, то ублюдицей.
— Вер-?..
— У-...
— Понятно. Значит, стирка тебе понравилась?
— Еще как!
Лита так и светилась энтузиазмом.
— Ну что ж, — явно рассчитывающий на другой ответ граф вздохнул. — Иди! Афара даст тебе работу. Про оплату она тебе сказала?
— А то!
— Будешь хорошо служить, добавлю, — снисходительно бросил граф и махнул рукой, выпроваживая новую служанку.
— Спасибочки вам превеликие, ваше графское сиятельство! — пропищала Лита и стала пятиться задом к двери, поминутно кланяясь, под внимательным взглядом мужчины.
Захлопнула за собой дверь и уже привычно услышала дальний отголосок грома. Один — ноль. Пока вела она.
ГЛАВА 5. Наша служба и опасна, и трудна
Вечером, после того как Лита отмыла целую гору посуды, чертыхаясь в душе, но вслух напевая легкомысленную песенку про пастушка, подглядывающего за купающейся пастушкой, управительница отвела ее на новое место жилья.
Маленькая комнатка выходила на задний двор замка и выглядела по-спартански. Окно было забрано решетками.
— Это от воров, — пояснила тетушка Афара, отдавая Лите стопку чистого белья, жесткого и стоящего колом, и очень кусачее одеяло.
Лита лишь хмыкнула в душе. Оставшись одна, она положила на стул седельную сумку, снятую с Романтика, и начала доставать оттуда и раскладывать в ящике комода свои скудные пожитки: латанное и перелатанное белье, под которое убрала хитрый несессер, и разные женские штучки. На верх комода положила гребень с парой отломанных зубьев, румяна, купленные вчера на деревенской ярмарке в Лимбурии, шпильки.
Из сумки же достала бутылку темного стекла, полную на треть жидкостью, и глиняную кружку с отбитым краем. Подумала и достала еще и куклу.
Кукла была старая и изображала смешную мартышку — с глупо вытаращенными глазами, лопоухими ушами и облезлым от жизни носом. Туловище было сшито из плюша и основательно пожевано молью. Лита, прищурив глаза, некоторое время задумчиво вертела куклу в руках, потом насмешливо щелкнула мартышку по носу и бросила назад в сумку. После чего развалилась на стуле.
День угасал, замалевывая ярко-малиновые и золотые краски млечно-сиреневыми. В открытое окно влетал ветерок, пахнущий луговыми травами и слегка конским навозом: конюшня располагалась неподалеку. Лита подвинула к себе глиняную чашку, стукнула по краю три раза ногтем, и кружка преобразилась, превращаясь в хрустальный граненый бокал. Девушка три раза провела пальцем по ободку, и бокал покрылся снаружи изморозью. Тогда Лита налила в него вина из бутыли и стала ждать, пока напиток охладится.
Поглядела на двор, где служанки запирали птичник, на реку и встающие на горизонте горы. Удовлетворенно вздохнула, вылавливая носом запахи цветов среди конского амбре, потом уселась снова за стол. Отпила охладившегося вина. Оно было терпким и озорно щипало язык. Навевало мысли. Такие же густо-сливовые, как ночное небо, сплошь усеянное ромашками звезд.
