Смущенье все больше и больше одолевало Литу, так что она даже рассердилась на себя.
— Да это даже и не служба, — по-прежнему вкрадчиво продолжал граф, медленно наматывая Литин локон, отчего она невольно начала подаваться вперед. — Будешь моей личной горничной?
— Непривыкшие мы к такой работе, — пролепетала девушка, затягиваемая, как в омут, взглядом бархатных глаз графа.
— Да что там привыкать? Ты сравни. Что такое стирка? Тяжелое корыто — раз. Воду носить и греть — два. С щелочью возиться — три. Потом кипятить, отбеливать, полоскать…
— Это я все могу.
— А горничной и делать-то ничего не придется. Ну мелочи всякие. И даже приятные.
— А делать что?
— Постель мне взбивать и стелить. Воду в графин наливать… — продолжал мужчина, притягивая Литу к себе, как на аркане.
Сейчас она видела каждую пылинку, крутящуюся в карей радужке глаз графа. На секунду ей показалось, что черный зрачок мужчины похудел и вытянулся вертикально, превращаясь почти в узкую щелочку. Лита растерянно захлопала глазами, но уже через секунду видение пропало, глаз стал как глаз, и девушка облегченно выдохнула.
— Это все, что делать надо? — пискнула она.
— Ну, может, принесешь мне что, если ночью позову…
— Если?
— Когда, — выдохнул почти ей в губы граф и скосил на них глаза.
— Не, увольте, ваше сиятельное сиятельство, — взяла себя наконец в руки Лита и вежливо выдернула локон из графских пальцев. — Мне корыто как-то привычней.
— Ну как знаешь, — вздохнул мужчина. — Тогда иди и стирай! Не сможешь пятна отстирать, тогда по-другому с тобой поговорю. На брюках позумент золотой. И стоит он…
— Я поняла, — смиренно склонила голову Лита. — Сто золотых один локоть. Полжизни отрабатывать.
— Умница. Понимаешь, — поиграл бровями граф, снова усаживаясь в кресло и закидывая ноги на пуф. — Точно хочешь рискнуть? — он поднял руки, изображая кистями чашечки весов, и попружинил ими в воздухе: — Корыто — постель. Щелочь развести — воду налить в графин. Жестко спать — мягко спать. Плюс еще золота тебе подброшу. Ты же за этим в Марлуцию пришла?
— Я поняла, — прервала его Лита. — Могу идти?
— Точно не передумаешь?
— Точно! — тряхнула кудрями Лита. — Корыто!
— Ну смотри, — глухо произнес граф, и Лита вздрогнула: ей показалось, что где-то далеко в небе угрожающе прорычал гром. — Как бы потом жалеть не пришлось.
— Не буду! — легкомысленно ответила Лита и, снова сделав пару криво-косых книксенов, выскочила из кабинета хозяина замка.
За дверью она на секунду прижала ледяные руки к горящим щекам и прошептала:
— Ой мамочки-мамочки родные!
Ей показалось, что в кабинете графа стукнула створка окна, а затем дальний гром снова окатил крыши замка. Лита подобрала юбку и пустилась бежать.
— Графин ему подай! Воду налей! Постель взбей! — сердито пыхтя, ворчала Лита, таская воду в ведрах из реки в корыто.
Стирать она отпросилась подальше от замка. Тетушка Афара никак не могла понять, зачем уходить из оборудованной замковой прачечной, но Лита настояла на своем. Корыто она взгромоздила на Романтика, заставив его невольно настроиться на философский лад и задуматься о своей юдоли, а в корыто сложила стиральную доску, ребристую, как ее жизнь, и темно-коричневый брусок мыла.
— Щелочью и синькой брюки его сиятельства нельзя мучить! — напутствовала ее управительница. — И о доску особо не три. Нежный предмет. Ты ручками, ручками!
