– Привет, почему молчим? – спросила она, снимая на пороге мокрый дождевик и заляпанные грязью кроссовки.
– Привет, привет, – угрюмо ответил Саша, отложив, наконец, старые журналы в сторону.– Утренняя пробежка?
– Ага…
– И охота тебе бегать в такую погоду?
– Неохота, – честно призналась Лена, – Но надо всегда держать себя в тоусе.
– Понятно, – сочувственно кивнул головой мужчина.– Что-то ты сегодня припозднилась с пробежкой. Уже почти полдень.
– Дела. Поздно вернулась – поздно проснулась, – уклончиво ответила гостья и, подойдя к комоду, стала разглядывать позолоченные каминные часы в виде старинного замка.– Красивая вещь.
– Трофейные, от деда остались. Швейцария, девятнадцатый век.
В это время минутная стрелка накрыла собой часовую, и дом наполнился четко отрепетированным перезвоном разнообразных хронометров.
– Ticking away the moments that make up dull day, – вкрадчивым речитативом напела Лена.– «Пинк Флойд», вступление в композицию «Время». Альбом «Тёмная сторона Луны», семьдесят третий год. Верно?
– Абсолютно, – польщённо улыбнулся Саша.– Похоже получилось?
– Не хватает метронома и барабанов, – словно профессиональный музыкант резюмировала Лена и отстучала ладонями недостающий ритм прямо на пыльной столешнице массивного дубового комода.
А потом, немного помолчав, добавила:
– У меня есть к тебе коммерческое предложение.
– Выкладывай, – кисло произнес Саша, не ожидая от предложения своей деловитой соседки ничего хорошего.
– У тебя осталась мебель Ольги Константиновны?
– Кое-что осталось, – неопределённо ответил мужчина.
– Продай её мне.
– Да я её тебе даром отдам, – облегчённо вздохнул Саша.– Но только сам ничего переносить не буду.
Он невольно вздрогнул, вспомнив неподъемные шифоньеры Муромской.
– Слишком дорогой подарок, – Лена оценивающе посмотрела на собеседника.– Тебе не нужны деньги?
– Нет, – твердо ответил Саша, – Я ведь за эту мебель тоже ни копейки не заплатил.
– А на что, если не секрет, в наше время существуют безработные астрономы-любители? – иронично поинтересовалась Лена.
– Знаешь, если покупка старой рухляди – это скрытая форма благотворительности, то я в ней не нуждаюсь, – уязвлённо ответил мужчина.– У меня в Москве есть две квартиры – моя и дедова. Я их сдаю, и денег мне вполне хватает. Можешь считать меня этаким современным рантье.
– Сильно сказано – современный рантье, – снисходительно улыбнулась Лена, стирая пыль с комода рукавом спортивной куртки.– Так что же из мебели я могу забрать?
– Всё, кроме того, что находится в этом доме.
Лицо у женщины недоуменно вытянулось.
– Да ты не волнуйся, у меня этого добра, грубо говоря, целых три «шанхайчика», – успокоил её Саша, доставая из комода увесистую связку старых ключей.– Пойдем, покажу.
Дождь к этому времени превратился в противную невесомую морось, зависшую между промокшей землей и похожим на натяжной потолок стылым глянцево-серым небом.
– А зачем тебе мебель, если ты здесь жить не собираешься? – спросил Саша, подбирая ключ к ржавому амбарному замку, висящему на массивной, сколоченной из крупных половых досок двери сарая.
– Почему же не собираюсь? – удивилась Лена.– Я думаю к Новому году переехать в этот дом насовсем.
– Ты ничего не говорила об этом.
– Говорила, только ты не расслышал.
Саша недоуменно пожал плечами.
– Не боишься возвращаться?
– А что в этом страшного?
– У нас, ведь, в России всё по-прежнему: гнут – не парят, а ломают – не жалеют.
