– Это – название шпионской книжки, Борис Николаевич.
На этом раз Кобец поступил умнее: «на всякий пожарный случай» избежал употребления слова «роман». Наверняка, вспомнил Хаусхофера – пусть и не по фамилии: «Когда я слышу слово „культура“, моя рука сама тянется к спусковому крючку револьвера». В этом отношении Борис Николаевич недалёко ушёл от идеолога фашизма. То есть, был таким же «принципиально недалёким». Для такого «книжка» – всегда удобоваримей «романа».
– Хорошая книжка? – подозрительно сдвинул брови Ельцин.
– Весёлая, про шпионов! – просиял максимально счастливой улыбкой Кобец. Сработало: морщины на лице президента разгладились.
– То есть, «наш человек в Гаване» – это наш человек в ГКЧП?
– Вы… как всегда, Борис Николаевич!
Провожаемый донельзя счастливой улыбкой генерала, Ельцин… нет, не наморщил лоб от избытка мыслей: всего лишь в очередной раз съехал взглядом в сторону сейфа. Вернее: не съехал – а его снесло. Судя по минорным физиономиям, президентские столовники наверняка уже изготовились к «чаепитию» – но тут случилось чудо. Тот, кто длительное время страдал дефицитом «политического мужества», о чём так прямо и заявил на двадцать седьмом съезде партии, на этот раз устоял против искушения, героически воздержался и превозмог себя. Правда, это наверняка обошлось ему в пару лишних морщин – а то и отметин на сердце.
– Ну, этим ребятам можно верить… Особенно – Грачёву: добрый малый…
Судя по ясно выраженному предпочтению, второму источнику – «нашему человеку в Гаване» – Борис Николаевич доверял несколько меньше, даже несмотря «на разность потенциалов»: один – всего лишь генерал-лейтенант, другой – член ГКЧП. А ведь последний буквально вчера отчитывался перед российским президентом в проделанной работе.
Отчитывался по телефону и не совсем по форме, но де-факто это был отчёт: что сделано, что не сделано, и что должно быть сделано. У этого человека была огромная власть, огромные ресурсы… и такие же аппетиты. Он сам предложил сотрудничество – хотя движение навстречу было обоюдным. Помогло и участие Горбачёва: пытаясь усыпить бдительность врага – а ещё больше под давлением обстоятельств – Михаил Сергеевич распорядился знакомить Ельцина, только что избранного российским президентом, со всем перечнем документов, с которым прежде знакомили только его.
И будущий «наш человек» не пошёл на принцип – зато пошёл гораздо дальше того, на что готов был согласиться президент СССР: начал знакомить его российского коллегу «сверх плана», как по срокам, так и по объёмам. Разумеется, это не могло не подвигнуть Бориса Николаевича навстречу такому «хорошему человеку». А как иначе: вовремя предать – не предать, а предвидеть! Тем более что Борис Николаевич этого человека знал давно, и верно оценивал потенциал товарища. Человек был не только полезным, но и нужным. «Мы от него ещё много добра могли бы поиметь» – как сказал бы один киношный персонаж, пусть и по другому адресу.
Как и всякий нормальный вождь, Ельцин ценил людей лишь до поры, до времени: пока не начинал понимать, что использовал их «на все сто», а дальнейшее сотрудничество превращается в обузу. Поэтому с людьми он расставался легко и просто, не тратясь даже на то, чтобы игнорировать обиды и претензии. Расставание происходило в рабочем порядке, без сожалений, выяснения отношений – а потому, чаще всего, заочно. Отставник получал «уведомление о расчёте» «по почте» – на том «любов» и кончалась.
