Света приехала в начале июля после сессии, думала поваляться на грязном песке дикого условного пляжа под тенью высоченных тополей бездумно и поближе посмотреть новую жизнь матери.
Накануне упивалась песнями Владимира Высотского. По телевизору снова показывали «Вертикаль», ночью приснилось – попала в метель, трудно дышать. Конечно, днем накануне в тени было почти сорок градусов. И сейчас ни ветерка, горячая постель. Вышла с раскладушкой в сад. Через двадцать минут вся искусанная комарами залезла под летний душ в загородке возле летней кухни. Вода была горячая, хоть бери мочалку, да и веничком можно пройтись.
Мазала слюнями укусы комаров на руках и ногах, вертелась в жарком мраке ночи. Под утро, когда потянуло свежестью, то ли заснула, то ли просто грезила с закрытыми глазами, взбивала подушку, вставала, пила теплую воду из-под крана, опять ложилась, но сна не было. А когда задремала под утро, где-то часов в девять ее растолкала мать:
– Светлана, вставай! Срочно идем в отдел культуры! Я жене заведующего Домом культуры сшила шикарное выходное платье для сцены, и она мне через мужа подарок сделала. У них пропадает профсоюзная путевка на Кавказ. «Горящая», понимаешь! Завтра нужно уже на месте быть. Если бы на море, то желающие сразу нашлись бы. А тут пешком по горам. У всех огороды, закрутки, компоты, варенья – какие тут горы! Светочка, мать твоя полстраны объездила, бабушка – вторую половину. Вот мои отпускные, собирайся на Кавказ. Путевка бесплатная, ее нам в школьный профсоюз передали, и она на меня выписана. Соврешь, что мать простудилась. Может быть, с кем приличным познакомишься, замуж выйдешь. А мы с Мишей целый месяц, как молодожены, поживем, без взрослой дочери под боком. Не обижайся, Светочка, но я ведь старше Михаила на целых пять лет. Знаешь, как мне обидно, когда он на твоих подруг таращится. Сравнивает. Да и ты вон, как вымахала. Студентка моя, ненаглядная!
Света сразу почувствовала себя лишней в этом сельском доме отчима, когда приехала. Мать мечтала забеременеть и родить, но пока безуспешно. Она наряжалась в Светины шорты, носила тонкие блузки без лифчика. Постоянные клиентки, девчата из парикмахерской, сожгли ей все волосы химическими завивками. И эти кудельки перекрашенных волос злили Свету.
Ей хотелось снова видеть свою мамку громогласной, резкой, немного даже хулиганкой, когда она командовала в своем вагоне пассажирами, и все ее немного побаивались, как будто их сейчас уличат в отсутствии билетов, хотя приготовленные карточки смирно лежали на крепко прикрученном к полу столике.
Избалованный блинчиками и пельменями Михаил раздобрел, разваливался после ужина без майки в старых потертых, застиранных, трикотажных брюках на горячем диване. И мать, сдернув красную в белый горошек косынку, то пыталась прилечь рядом с ним, прижимаясь плотно к его голому животу, то начинала делать массаж, оглаживая волосатую спину нежно, не обращая внимания на сидевшую в кресле Свету.
Свете не было здесь места. И не нужно было ей мчаться в эту деревенскую глухомань, где уже рано утром через открытое окошко, затянутое марлей, проникал, пропитывал все крахмальные занавески и салфеточки устойчивый запах свинарника, особенно, если поддувал северный теплый ветер.
Она промучилась почти весь месяц, все чаще ночуя у подружки, от которой вообще не было секретов. Днями валялись на песке и уходили с реки, когда становилось невмоготу от зноя даже в речной глубине, и можно было спокойно получить солнечный или тепловой удар.
