С каждого поворота тропы открываются все время меняющиеся великолепные виды вокруг. Ущелье то расширяется до двухсот метров, и река мелеет, зеленая вода светлеет от склонившихся деревьев, пенится бурунами с белыми гребешками, обвиваясь вокруг каждого подводного валуна, приглашая перейти на другую сторону по влажным, гладким, обтесанным водой за сотни лет зеленовато-серым диким камням, и залезть в таинственную чащобу.
И все время такое впечатление, что кто-то оттуда, из-за деревьев наблюдает за тобой, причем чувствуешь взгляды не одних, а множества глаз. И не поймешь, но полумрак зарослей таит скрытую опасность, предупреждение, что из зеленой западни может прозвучать вдруг резкий хлопок выстрела.
К реке падают крутые скальные склоны, и в некоторых местах ущелье сужается до двадцати метров. Тропа, выбитая в склоне горы, иногда поднимается в гору, иногда спускается до самой воды, огибает нависшие карнизы и хаотичные нагромождения каменных глыб. Со скалы, выступающей на самом конце хребта, открывается изумительный вид на ущелье Лабы. Внизу громоздятся потрескавшиеся, обомшелые утесы. Далеко внизу пенится в тисках ущелья река, обрамленная темными пихтами, спускающимися местами к самой воде.
Света уже привыкла, что Иван шел вторым, за Валентиной, словно спешил запомнить маршрут, чтобы, в случае чего, самому пройти без помощи проводника.
Сейчас ни Ивана, ни Петра Ивановича ни впереди, ни сзади не было. Девчата медленно переставляли ноги, мысленно торопя обеденный привал. И, когда привал объявили, Света тоже почувствовала в икрах непривычное для тренированных ног напряжение. Рюкзаки положили один за другим вдоль поднимающейся тропы, и они так сиротливо смотрели на уставших путников, словно опасались, что их здесь так и оставят, бросят на произвол судьбы.
Подъем становился все круче, ноги в резиновых тапочках стали соскальзывать с крупных камней, щебенка под ногами ощутимо врезалась в кожу через тонкую подошву. Света вытащила из рюкзака тяжелые горные ботинки, натянула на влажные носки:
«Лучше на ногах, чем на плечах», – подумала она, и тут появились все трое мужчин отряда. Лица у них были непроницаемо – загадочными, точно они только что просмотрели новый интересный фильм.
– Ну, что, Светик, скучала без меня? Чего ты ботинки натянула? Пейзаж вроде не меняется.
– А у тебя такой вид, как будто вы втроем у соседа ночью грушу обтрясли.
Иван схватил Свету за руку:
– Правда, так заметно? – он притянул ее к себе, задышал в ухо. – Мы форель в реке ловили. За это – бешеные штрафы. Ушли с первым отрядом. Рыба непуганая. Тут же заповедник. Чувствую себя преступником. Зачем, дурак, согласился? Романтика заела. Все, Светик, не отпускай меня от себя, а то в тюрьму сяду, безнадзорный.
Света рассмеялась радостно. В случае чего, отделается штрафом. А если бы неожиданное падение в воду с гряды осыпей, перелом руки или ноги и беспомощность? Здесь одному прыгать неловко, а если тащить носилки?
И вдруг солнце пропало. Черная, с какими-то седыми обрывками на краях, живая нахмурившаяся туча сердито завесила хребет – Малые Балканы. Напротив них, как створки ворот шлюза, стоящие в воде скалы Сергиева Вала – Шах – Гиреевские ворота, заволокло густым, даже не туманом, а дымной водяной завесой. И эта резкая смена солнечного радостного дня нахмуренными недовольными тучами, низко наползающими на вдруг пропавшие, невидимые вершины гор-великанов вокруг и впереди, закончилась снежной метелью.
