Пока шли в правое крыло, она успела небрежно наступить на обувь впереди идущего одногруппчанина и вызвать его недовольство. Тут же извинилась, любезно улыбнулась и опустила голову, чтобы не допустить подобного снова.
* * *
В одном из грошовых трактиров, где пахло дешевым вином, и прислуживал бродягам коренастый мужлан со стеклом вместо глаза, который мог выбить монету у любого недобросовестливого посетителя внушительным кулаком – в заросшем паутиной темном углу, сидели трое.
– Тебе ли меня поучать…, – огрызался выпивший, сгорбившийся мужчина, отпивая макаджин, и морща нос после каждого глотка, понимая, что его разбавили с дешевым вином. – Ты на этого посмотри…, – указал он брезгливо на третьего. – Бросил псу под хвост все, что имел, дерьмо гунъново, – сплюнул на грязный деревянный пол.
Тот, что слушал его, сжимал зубы и продолжал подбрасывать в воздухе монету. В отличие от своих «собеседников», он не пил и оставался трезвым. На плечах статного мужчины лежала затёршая военная куртка. Правда, на груди не оставалось ни одной наградной монеты. Единственная монета сейчас то подбрасывалась, то подхватывалась умелыми пальцами своего обладателя, с досадой обдумывающего нынешнее положение.
– Наран! – окликнул этот перепивший мужчина «третьего». – Ты слышишь меня? Ты – дерьмо! – сказал лично и получил в ответ еле слышимый нездоровый смех.
– Назови мне хоть одну причину, почему ты не удавился после стольких пыток, Лиот? – вдруг заговорил трезвый «собеседник». Его вопрос вызвал теперь и смех Лиота.
– Гуро! – продолжал он смеяться. – Я хотел! – кивал он головой, а Наран, найдя это смешным, стал смеяться громче. – Но… не смог! – переглядываясь, Лиот и Наран рассмеялись еще громче.
– Закройте пасти, клопы могильные! – резко оборвал Гуро, и мужчины неожиданно притихли. – Посмотрите, кем вы стали! Едите блевотину раз в неделю, вкус воды забыли напрочь, отхлебывая гниль, что продают за место макаджина. Вам негде спать, не о чем думать, не на кого положиться…
– Ты не разрешаешь нам спать в номерах, которые оплачиваешь себе, – наивно отметил Лиот, еле выговаривая слова.
– Работай, и хотя бы спать будешь под дырявой крышей, – сквозь зубы прошипел Гуро.
– О, Гуро у нас работает! – с язвой протянул Наран, широко улыбаясь, являя «приятелям» пробоину в зубном ряду после очередной драки. – Сколько человеческого дерьма ты успел вынести из трактирного двора прошлой ночью за гроши? – только произнес он, как снова стал смеяться, а Лиот, подхватив его, также залился некрасивым хохотом.
– Зато я пахну мылом, а не куриным пометом, как вы оба, от того что спите на постоялом дворе…, – еле сдерживаясь от удара по физиономиям горе-друзей, Гуро продолжал подкидывать и ловить монету.
Гуро пришлось распродать все свои награды, чтобы как-то выживать после того, как его с позором согнали из особого отдела штаба. Ему повезло: к этому времени новый лидер успел отменить в клане казнь, и бывшего командира просто лишили всех привилегий: обеспечения и собственности, которые он когда-то благополучно имел.
Гуро перебрался в северную часть Адияко и прожигал жизнь в постоянных поисках работы, чтобы прокормиться и иметь возможность ночевать не под открытым небом. Работать приходилось там, где работать желал не каждый. Все работодатели запрашивали бумагу, удостоверяющую личность. А на документе Гуро зияла серьезная отметка, что человек – грубо говоря, не человек. А если и брали на более менее порядочную работу, то платили меньше, чем даже, например, за чистку уборной в грошовом трактире, о котором и упомянул Наран, что, в свою очередь, не работал совсем, а сидел на шее Лиота, подрабатывавшего носильщиком кладей готового мыла на мыловаренной фабрике.
