Я вспомнила, как выглядели тогда бабушка и дедушка, когда мы залетали на кухню с Максимом, перебивая друг друга, иногда даже дрались за то, чтобы рассказать новую небылицу. Мы тогда подлетали к бабушке, которая стояла с какой-то посудой. Тогда еще мы смотрели на нее снизу вверх и тараторили не затыкаясь. Наш рассказ превращался в сплошной шум. Она удивленно смотрела на нас и, наверное, гадала, как бы нас утихомирить, а не чтобы нам соврать. Потом кто-то из нас подбегал к дедушке и тряс его рассказывая и указывая куда-то.
От этих воспоминаний слезы накатили на меня с новой силой. Я выла от боли, как зверь, не обращая внимания ни на что вокруг. Здесь меня спрятали и никто меня не обнаружит. Я выла и готова были чуть ли не рвать волосы на голове от отчаяния, от того, что бабушки больше нет. Столько лет прошло, а я все еще не выплакала всю свою боль. Столько лет прошло, а я все еще не отпустила ее и никто мне не мог помочь пережить эту утрату. Никто не смог осознать всей важности этого человека в моей жизни. Иногда я наивно полагала, что пережила эту утрату, что все слезы выплаканы, что вся боль уже вышла, но нет. Оказывается нет.
И взрослая женщина долго и горько рыдала в своем одиночестве, проклиная себя, сидя на поваленной сосне с термосом в ногах в окружении знакомых деревьев, трав и облаков в родном месте, но без родного человека, в куртке которого она была, с красивыми пуговками и веревочками в кармане, в платке повязанном на манер шарфа.
Вернулась я домой все еще хлюпая носом, отчего дедушка взволнованно поинтересовался не простыла ли. Я поспешила его убедить, что это не стоит его волнений и все со мной в порядке. По-крайней мере, физически, добавила про себя я. Хоть я и выплакала, как мне казалось, всю боль сегодня утром, я остро ощущала, что нет этой боли рамок и размеров. Она бесконечна и нескончаема.
Я разлила оставшийся в термосе чай в две чашки и пригласила дедушку позавтракать со мной. Он не отказался, несмотря на то, что незадолго до моего возвращения только встал из-за стола.
Какое-то время я не находила о чем с ним заговорить, я все еще находилась где-то там, в своих воспоминаниях. Он сидел напротив меня и ничего не говорил. Тоже, наверное, не знал с чего начать и как развеять эту плотную минуту молчания через которую не проходило ни одно слово.
– Помню, как однажды я сидел на этом же самом месте, – вдруг осмелился прервать тишину дедушка. – Бабушка залетела домой, как ракета. Вся красная, еле дышит. Я перепугался, думаю, что случилось, что стряслось. Помер кто-то? А она пытается отдышаться и повторяет «котята, котята». А я не мог понять, что с котятами, какие такие котята.
Я оторвала глаза от стола и потянулась к истории дедушки, забывая тоску и печаль.
– А она показывает в сторону двери и говорит котят нашла на сеновале. У нас тогда все кошки попомирали из-за отравы, которой обрабатывали поле в тот год. Полдеревни тогда переболело, потом уже не использовали такую отраву. Побежали мы тогда на сеновал, нашли их. А они крохотные, плачут, мяукают, мать ищут, а матери и нет уже. Выходили мы их тогда: глаза обрабатывали, из пипетки кормили. На бабушку это, наверное, не похоже, но она тогда их чуть не на кровать в дом занесла, чтобы чужие коты их не съели. Так растили мы их дома на кровати, из пипетки кормили.
Дедушка говорил об этом и в глазах у него стояли слезы, а на губах широкая светлая любящая улыбка.
