– Зачем? Наши судьбы уже написаны.
– Тогда спасибо за участие.
Тамара встала и достойно вышла из раздевалки, тихо прикрыв за собою дверь.
– Эта точно не виновна. Хоть мотив и есть, возможности не нашлось, – прокомментировал Егор. – Кто там следующий по списку?
– Людмила, – сообщила Жанна.
Следователь скривил лицо, желая сказать: «О, нет! Только не она». Жанна невольно улыбнулась и предложила:
– Может перерыв пятиминутный сделаем, чайку попьем. У них уже заваренный.
Она кивнула на угол комнаты напротив входа, где на полу сгрудилась принесенная из зала посуда: электрочайник, чашки, заварник.
– Не траванемся?
– Ну, если у вас аллергии на яйца нет…
Егор рассмеялся.
– Давайте, Жанна Юрьевна.
Работа над ошибками. Нервничаете, что ли?
Сколько чаепитию не длится, а конец один: Людмила.
– Тетя Люда, проходи! – по-свойски пригласил ее участковый.
Мягкой скользящей поступью, словно крадущаяся пантера, в дверь вошла неугомонная пенсионерка. Среднего роста, полная. Даже сквозь морщины пролазит былая красота черт. Глаза чудесного сине-стального цвета. Волосы черно-седые, коротко подстрижены. Одета в фиолетовое трикотажное платье, которое плотно обтягивает ее фигуру, делая женщину похожей на гусеницу. На ногах туфли-лодочки, в руке холщовая сумка.
С первого шага Людмила просканировала насквозь помещение: стены, потолок, шкафы, открытое окно… Ни одно движение, ни один жест, шорох, шепот не укроется от ее глаз-радаров. Контроллер всея Руси.
Взор пенсионерки перешел на следователя и медленно переместился на Жанну. Она узнала взгляд: отцовский, без капли жалости. Сейчас начнется атака. Жанна вытащила пакет и поднесла ко рту. На всякий…
Пенсионерка презрительно посмотрела свысока, желая сказать: «Слабачка, то ли дело я», – и с достоинством прошла мимо, к столу.
Раздался истошный скрип многострадального стула.
– Паспорт с собой? – без особой надежды в голосе спросил Егор.
– Хм, – выразительно фыркнула Людмила, словно ее заподозрили в чем-то низком, и выпалила: – Конечно! И очки, и паспорт.
Она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. Глаза блеснули синевой, ледяные искры выпорхнули из них.
– Просто у других до вас не было, – начал оправдываться Егор.
– Вы меня с другими-то не сравнивайте. Я жизнь все-таки повидала, ко всему готова. – Людмила покачала головой, задействуя даже плечи. – Никогда не знаешь, где окочуришься. Пусть хоть родственники найдут да на земле родной похоронят. Я уже и место себе на кладбище забронировала. Ограду кованую поставила, цветочки голубые и мох стелющийся посадила. Все, как я люблю. Хоть на том свете буду спокойно лежать, что все сделано, как должно. А то никто ничего толком…
– Ладно-ладно, – пришел в себя следователь. – Давайте паспорт посмотрим.
Выяснилось, что Людмиле Георгиевне Николаевой шестьдесят пять лет.
– Вы помните утренние события? – приступил к опросу Егор.
– У меня отличная память, – оскорбленным тоном ответила женщина. – Работала кондитером тридцать лет тому назад, а все рецепты до сих пор наизусть помню. Вот, например, хворост следует…
– При чем тут хворост? – недоуменно воскликнул следователь. – Мы костры жечь не собираемся.
– Хворост – это лакомство выпечное, а не дрова. Знать бы такое нужно господам образованным, – пожурила Людмила. – Так вот, для приготовления хвороста…
– Меня хворост не интересует, – изумленно промолвил следователь.
