Еще какое-то время она разглядывает меня, потом ведет в соседнюю комнату, и я чуть не вскрикиваю от неожиданности. Я никогда прежде не бывала в такой величественной зале, воздух в ней будто окрашен в красный цвет. Ребристые своды высокого арочного потолка перекрещивают друг друга, мы будто находимся внутри огромной грудной клетки, в самом сердце замка.
На одной из стен красуются витражи от пола до потолка. Массивный камин – единственное освещение залы, в которой расставлены многочисленные удобные бархатные кресела и кожаные диваны. Над камином висит причудливый герб кроваво-красного цвета – полная луна над черным замком в обратном, зеркальном отражении.
Пламя в камине отбрасывает тени на потолок. Огонь спрятан в специальном куполе из кристалла, точно так же, как и пламя светильников, установленных на стенах. Из-за этих фильтров, в которые запрятан огонь, создается эффект, будто вся зала залита кровью…
– Это наш семейный эскудо, – говорит Беатрис, и я моргаю, будто выхожу из транса.
– Герб, – подбирает она нужное слово на английском, – он висит здесь с тех пор, как построен замок, вот уже восемь столетий.
Силуэт замка напоминает Ла Сомбру, но интересно, что означает полная луна.
Когда мы идем по очередному темно-красному коридору, меня охватывает чувство, будто я ходила уже здесь когда-то. Такое дежавю, смешанное с ностальгией. И в то же время я вижу все это первый раз. Несочетаемые ощущения!
Я холодею при виде пары огромных гаргулий, которые встречают нас у подножия лестницы, роскошной лестницы, разветвляющейся в форме буквы Y. Существа сидят на земле, словно охраняют ступени, а их крылья расправлены и устремлены вверх, они превращаются в парящие над ступенями перила, которые тянутся до следующего этажа.
Я изучала готическую архитектуру и читала, что гаргулий устанавливали, чтобы отгонять злых духов. Чаще всего их размещали в храмах на фасаде здания, это означало, что демоны снаружи, а спасение внутри, поэтому встреча с этими чудищами внутри замка совсем не радует меня.
Беатрис ведет меня дальше, мимо лестницы, и мы оказываемся в обеденной зале с деревянным столом, за который можно усадить человек двадцать. Но в конце стола стоят только два стула.
– Хочешь умыться? Ванная комната справа.
Я беру сумку с собой в ванную, когда я возвращаюсь, на столе уже стоит еда. Я сажусь напротив тети на стул с высокой спинкой, передо мной тарелка красного супа. Еще на столе три маленькие тарелки: одна с оливками, другая с сыром, третья с колбасой чоризо, блюдо с дюжиной фрикаделек в панировке и половина буханки хлеба.
– Ты пробовала когда-нибудь гаспачо?
Я киваю. Родители любили этот испанский томатный суп, мы часто ели его.
– Он холодный, – говорит она, когда я начинаю дуть на ложку.
Наверное, я слишком нервничаю, я ведь знаю, что суп едят холодным.
– То, что на маленьких тарелках, называется тапас, а в большом блюде крокеты, – говорит тетя, указывая на фрикадельки в панировке, – часть из них сделана из хамона серрано, часть – из сетас.
Я знаю, что хамон – это ветчина, но совершенно не представляю, что такое сетас. Я доедаю суп и съедаю пару крокетов, пробую оба вида и догадываюсь, что сетас – это грибы.
– Я управляю местной клиникой, – объясняет мне Беатрис, она не говорит с набитым ртом, сперва тщательно прожевывает пищу, – которая основана нашей семьей, и в округе на много километров вокруг больше нет лечебных учреждений.
