Занавес остаётся открытым - страница 26
Она влюблена в Борисова, исполнителя главной роли. Она следит за всей текущей периодикой, читает газеты и журналы. О фильме и о самом Борисове она прочла всё, что было опубликовано в те дни. Книгу Борисова «Из творческого опыта» она купила даже в другом городе.
Когда в доме появится радиоприёмник, она начнёт охотиться за программами радиопередач. Покупает газеты с ними всегда в одном киоске возле Главпочтамта. Раскупали их быстро, и она, если это совпадало с занятиями в университете, уходила с лекций.
Тщательно, красным карандашом, она отчёркивала и «Картинки с выставки», и «Хованщину», и «Блоху», но особенно счастлива была, когда встречала «Бориса Годунова», оперу эту она знала наизусть и могла спеть её от начала до конца.
Всё-всё только о Мусоргском!
Всё, что не Мусоргский, безжалостно отвергнуто. Других имён она слышать не хочет. Зазвучи при ней прекрасная симфония другого автора – она становится для неё просто глухой.
Но вот перед ней письма самого Модеста Мусоргского. Она читает их по вечерам за столом, освещённым настольной лампой. А он, её кумир, называет разные имена. Модест обмолвился об «Осенней песне» Чайковского. Верка мчится в магазин грампластинок и слушает чарующие звуки «Баркароллы» и «Осенней песни»…
Так же бурно, как отвергались, теперь возносятся они один за другим. Зазвучали для неё и божественный Бетховен, и изящный Берлиоз, и Масснэ, и Лист, и Григ… и Глинка, и вся «могучая кучка».
Мусоргский распахнул перед нею Мир большой Музыки.
В летние каникулы она поедет в Москву – там, в Третьяковской галерее, репинский портрет Мусоргского, и сразу после Москвы – в Ленинград: поклониться священному для неё клочку земли, могиле Мусоргского.
Мусоргский! Везде Мусоргский!
У неё нет ни товарищей, ни подруг. Она не бывает ни на студенческих вечерах, ни на танцах. Она смеётся над жалкой, мелкой любовью однокурсниц. Только Мусоргский!
В душе её горит словно могучий огонь, он гудит упруго и грозно, он требует пищи каждый день, каждую минуту! И она достаёт её: книги, заметки, пластинку, новое фото, незнакомую строчку, письмо…
Сегодня она в филармонии – «Картинки с выставки», завтра – в оперном театре – «Борис Годунов». Послезавтра в назначенное время сидит у радиоприёмника и ловит звуки оркестра… Она изобретательна до изумления!
Балакирева в фильме играл Балашов. Она читала и смотрела всё о Балакиреве и Балашове.
Она прочла все мемуары, все воспоминания, всю переписку Мусоргского и о Мусоргском, а его письма к Стасову знала почти наизусть.
У неё несколько папок с газетными вырезками, фотографиями, блокнотами с текстами песен и романсов… Они уже распухли. На полке тесно…
Но вот пожар отполыхал: всё, что звало, пленяло, манило неизвестностью – знакомо наизусть. На месте костра – пепел.
Вера от Анны Владимировны слышит на лекциях о Стендале: «У него, как и у Маяковского, своя философия любви». Он единственный написал «Трактат о любви».
Занимается новая «эра». Стендаль!
Едва ли мог бы поверить Стендаль, что его книги будут прочитаны с таким пылом, с такой жадностью, с такой страстью.
О, какой волнующий, какой таинственный и упоительный аромат доносился ночью в тихой комнате в светлом круге настольной лампы от этой дивной книги!
Первые страницы.
Первые слова! И мысли!
Незабываемые минуты счастья!
Появилась новая тетрадь с выписками из Стендаля – полка с Мусоргским сдвинута вниз.