Занавес остаётся открытым - страница 28
Настоящие сокровища мы открывали не столько в официальной атмосфере университета, сколько в личном общении. Так прочитаны, наряду с классикой, А. Твардовского «Тёркин на том свете» (общая тетрадь от руки), поэмы и стихи Э. Коржавина и многое ещё.
Подлинное рыцарство Духа воплотилось в конкретного, реального, живого учителя литературы. Читай: жизни!
Наконец-то!
Однажды произошло событие, для описания которого есть уже готовое выражение: «Гром среди ясного неба».
В некий утренний день уже, видимо, на 5-м курсе перед студенческой раздевалкой в толпе студентов ко мне подошла Анна Владимировна и предложила писать у неё дипломную работу по Маяковскому. Тут самое время помолчать!
Консультации проводились на дому у преподавателей. Этот дом стоит на прежнем месте: улица 8 Марта, №3. Не дом это вовсе, а живое, одушевлённое существо, к которому я много раз приходила позднее, чтобы зачерпнуть из прошлого глоток чистого кислорода. А тогда я попадала под «ток высокого напряжения» в самом начале улицы, ведущей от площади 1905 года к их двухэтажному особняку. Они жили на первом этаже. Слава Богу, рядом часто была Верка Исаева, она тоже писала о Маяковском.
Верке повезло больше: она и спецкурс прослушала, и с удовольствием работала над отдельными его стихами. Писала она о юморе Маяковского. Её талантливая дипломная работа до сих пор стоит на моей полке.
Верке я всегда буду благодарна: она стала тем громоотводом, который принимал на себя мощь энергетических разрядов от Анны Владимировны, которые могли меня тогда просто испепелить.
Мы вместе идём на консультацию… Приближаемся к дому… У меня от волнения подкашиваются ноги, сердце – в горле. Вот и дверь в небольшой коридор, в углу ларь. Входим во внутренний коридор, слева первая дверь в их квартиру, стучим. Я уже на грани обморока. Нам открывают. Мы входим.
Кто лучше Пастернака может передать это состояние? «Я вздрагивал, я загорался и гас… Я трясся – я сделал сейчас предложение…»
…Надо Верке отдать должное по части изобретательности. Прихожу как-то в их узенькую, как траншея, комнату на троих. Перед окном часто маневрирует какой-нибудь товарный состав. Напротив, через площадь, – вокзал. Теперь там здание гостиницы «Свердловск». На месте Веркиного дома – ресторан. А пока…
Верка заняла место у окна. Там стол, слева тумбочка и полка с книгами! Тут же радиоприёмник.
Чистота в доме стерильная. Нигде ни пылинки.
В этот раз вижу на тумбочке большую стеклянную банку, в ней ворох голых веток. Ещё зима. И Верка решила ускорить приход весны. Какое там дерево? Может быть, берёза? Или верба? Не важно… Уже намечаются почки. А когда почки лопнут и всё зазеленеет, можно будет отнести их к Анне Владимировне или просто следить каждое утро за процессом не просто распускающихся листочков, а по аналогии – за раскрытием и ростом внутреннего чувства. К Анне Владимировне.
Вера в отношениях с Анной Владимировной лидирует. Я признаю её превосходство, я ей благодарна. Ревности у меня нет. Мне больше подходят вторые роли. Тут можно затаиться, уйти вглубь.
Иногда я веду себя непредсказуемо. В доме Тамарченко мы появляемся всё чаще. Однажды пришёл свежий номер «Нового мира». Впервые опубликовано ранее не печатавшееся стихотворение Маяковского. Анна Владимировна начинает читать его вслух.
Не помню, что это был за стих, но и сейчас в ушах её голос, её неповторимая интонация. Внутри происходит что-то совсем мне неподвластное. Чувствую – физически! – как растёт, увеличивается в объёме моё сердце, ещё… ещё… Это причиняет настоящую боль… Боль становится непереносимой…