Глава 3. Макар Алексеевич Семёнов
Отец
Те, кто позади тебя, критикуют тебя.
Те, кто рядом с тобой, вдохновляют тебя.
Те, кто впереди тебя, изменяют тебя.
Из интернета
В жизни его звали Михаил. Не нравилось ему имя, данное священником или родителями. Виновата в том пословица: «Макар телят гонял».
Пользуясь свободой в этом вопросе, задумал он сменить имя. Михаилом его и так уже звали. Шёл 1936 год. Он сдал документы на переоформление и, когда родился сын Владимир, в метриках в графе «отец» оказался прочерк: документы с новым именем не поспели не только к его дню рождения, но и никогда не были получены. Надвигался 1937 год – было не до того.
Эта путаница с отцовским именем сопровождала нас с братом всю жизнь. Позднее, когда Володя оказался «номенклатурным работником», он писал длинные объяснения в анкетах, почему его отец Макар, а сам он по паспорту Владимир Михайлович.
А я в паспорте именуюсь Валентиной Макаровной. Попадая в неловкие ситуации, я всегда что-то смущённо лепетала, почему в личной, в общественной, профессиональной среде я Валентина Михайловна, а по документам наоборот…
Есть, наверное, в этом какой-то таинственный знак, но пока нам не дано его понять. Как непонятно и то, почему я включена в конфликт со смертобожничеством.
Писать эту главу мне и легко, и трудно. Легко, потому что задача у моей рукописи особая. Ведь я рассматриваю её как исторический документ, который должен иметь практическое значение. Как метрики, как паспорт, как диплом или, на худой конец, трудовая книжка.
Только заполняю я не бюрократические бланки, а, по завещанию глубоко чтимого мною Николая Фёдоровича Фёдорова, который считал, что главное в деле воскрешения – любовь к умершим предкам, открываю своё сердце и отпускаю на свободу свои чувства как к живым, так и к мёртвым, особенно к тем, кого любила. Разные оттенки у этой любви, и зависят они от тех, о ком пишу.
Отец мой жив. В следующем месяце, 14 апреля, ему исполнится девяносто один год (написано это пятнадцать лет тому назад). И имя его уже внесено в книгу, которую задумало и осуществило Управление Свердловской железной дороги.
Более полувека отец был железнодорожником. Исключение – военные пять лет. В этой книге ему посвящена специальная страница. К нам домой приходили девочки-студентки с филфака УрГУ, которые в летние каникулы работали в стройотрядах проводницами. Им поручили познакомиться с документами отца и записать его живые рассказы. Окончив работу, они приносили и читали ему свои тексты.
Потом и из музея приходили люди, переписали все его ордена и медали, взяли фотографии. Так что полная история отца хранится в архивах.
Трудно мне сейчас писать потому, что, во-первых, отец жив и история наших отношений продолжается. В детстве я его очень любила, и иногда мне казалось, что возможно воскресить эту любовь… Не знаю… Он сделал всё, чтобы уничтожить, растоптать её…
Во-вторых, он был прямой противоположностью маме. Земля и Небо, Добро и Зло лоб в лоб сошлись под нашей семейной крышей. Слишком рано я осознала свою роль –
