Занавес памяти - страница 39
– Помнишь Евдоху? – продолжала Аксинья. – Генка ей врезал, клыки передние почти выбил. Я ее в ванной у нас дома умывала, вся раковина в крови… А ты, поганец, глазел. А потом уполз наверх решать свои задачки по математике. Хоть бы посочувствовал. Я Евдоху таблетками от боли пичкала, а ты улыбался, созерцая ее лицо перекошенное, синячищи ее… Ты ж сострадания к людям не ведаешь. Евдоха, подружка моя, Генку тогда засудить могла за побои, посадить в тюрягу. Она меня пожалела, я ее на коленках молила не вмешивать ментов… А ты, гаденыш, вырос и нанял себе бывших легавых и сейчас при них смеешь меня, мать, обвинять в убийстве! Еще слово вякнешь – я тебя прокляну!
– Мать!
– Прокляну! – Аксинья на нетвердых ногах приблизилась к сыну. Заглянула ему снизу в глаза. – Ну? Рискнешь?
Симура молчал. Его мать тоже. Бешено лаяли псы в клетках.
Катя почти жалела об их с Гектором участии во всем происходящем…
– Пошел вон, говнюк! – властно, совсем трезво приказала Аксинья Елисеева сыну. – И своих знакомцев забирай. Не то я на вас собак спущу. А посмеешь со Светкой, теткой – любовницей своей, затеять дележку нашего дома по суду с адвокатами, явлюсь в Москву. Сердце из груди вырву и ей, гадине ненасытной, и тебе – выродку. Убийце!
Глава 13
Дом ведьмы. Странности начинаются
Выгнанные взашей, Катя и Гектор за воротами негостеприимного дома Елисеевых хранили молчание. Серафим вытер рукавом байкерской куртки глаза. Слезы или пыль дорожную смахнул? У него зазвонил мобильный, он глянул на дисплей – искаженные черты его лица разгладились. Он отошел в сторону. «Завтра вернусь, – донеслось до Кати и Гектора. – И я по тебе сильно скучаю. Но мне необходимо задержаться… Целую… твои сладкие губы… И еще ты знаешь где».
Возбуждение, юношеское нетерпение, нежность… Кате невольно сразу пришли на ум слова его матери Аксиньи про тетку-любовницу. Светлана Елисеева – сколько же ей лет? Правда, она не родная сестра его отца, а троюродная, разница в возрасте у них с братом может оказаться солидной. Но она в оные времена опекала еще старшего сына Елисеева Тимура, погибшего при невыясненных пока обстоятельствах, и вроде соблазнила его, по обвинениям Аксиньи. Неужели и двадцатидвухлетний Симура – звезда кафедры теории чисел – попал в ее сети? Аксинья, пусть и пьяная, яростная, неистовая в своей озлобленности, но она им сейчас не лгала про сестру бывшего мужа. А Симура в кафе выдал им неправду насчет наплевательского отношения тетки к нему – воспитаннику, чьей опекуншей и законным представителем она являлась в детстве и распоряжалась его имуществом. «Он именно с ней общается по телефону… И в кафе тогда тоже они ворковали. Тетке Свете Бродяга Кэнсин столь пылко обещает вернуться и целует ее губы. Невероятно! Нет, нет… У него наверняка есть подружка – сверстница», – одернула себя в размышлениях Катя. Но следующая фраза Симуры: «Плевать нам на сплетни, я люблю каждую твою морщинку, каждую складочку на теле» – заставила ее вернуться к своим подозрениям.
Катя вопросительно посмотрела на Гектора. Шлемоблещущий тоже все слышал. Но оставался невозмутим.
– Наши планы на вечер? – поинтересовался он коротко, когда Симура закончил беседу и вернулся.
– Я звонил с дороги и бабе Рае, – ответил тот. – Она удивилась. Всполошилась. Согласилась встретиться. Правда, только завтра. Сегодня она допоздна в своем офисе. Заявила мне, что у нее в цехе крупные неполадки с оборудованием. Баба Рая расстроена: бизнес для нее – все. Она человек дела. Трудоголик. Железная леди у нас в семейке. Завтра в восемь она нам рандеву назначила.