– Эх ты, – машет на меня рукой Володя.
– А-а, ты о том ужине, который с перспективой перейти в горизонтальную плоскость? – ехидно тяну, скидывая со своего плеча ладонь анестезиолога. – И не надейся, Вов! Моё имя ты в свою бальную книжечку не запишешь!
– Очередной отказ, – прижимает к груди руки этот паяц. – И как я жив до сих пор?
– Вон, Верочку пригласи на ужин, она точно пойдёт, – открываю дверь ординаторской.
– Она – не ты! Да и потом, она сохнет по нашему… Эх! – я бью локтем Володе в живот, чтобы он успел заткнуться – в ординаторской обнаруживается сердитый Добрынин.
– Анна Николаевна, где вы ходите?
Ну, началось… может, он уже что-нибудь новое придумает?
– Идёмте! – Добрынин резко проходит мимо меня.
– Куда? – да, очень умный вопрос.
– Вы ведь ещё не заполнили протокол операции? – останавливается и вперяется в меня взглядом тёмных глаз.
– Сейчас сяду заполнять, – пожимаю плечами.
– Ну вот и идёмте!
Переглядываемся с Вовкой, он делает недоумённое лицо, а я, сдержав вздох, подхватываю бумаги и иду следом за начальством.
– Садитесь, Анна Николаевна, – Добрынин показывает на стул напротив своего рабочего стола в кабинете – точнее даже, двух столов, расположенных буквой П.
Сажусь, раскладываю документы и поднимаю глаза.
– Что я должна делать?
– Пишите!
– Что писать?
– Протокол, – зав смотрит на меня хмуро.
– Никита Сергеевич, – спрашиваю осторожно, – есть какая-то причина, почему я должна делать это здесь, в вашем кабинете?
– Я перед вами что, отчитываться должен? – Добрынин заводится с пол-оборота, и я, быстро заткнувшись, склоняюсь над бумагами. – Здесь никто вас не будет отвлекать от работы, – вдруг звучит мрачное объяснение.
– Я поняла, Никита Сергеевич, – говорю, не отрывая взгляда от листа, по которому быстро веду ручкой, после чего в кабинете воцаряется тишина.
Вот все жалуются, что у врачей почерк ужасный, а как ему таким не быть, когда к концу дня рука отваливается от писанины? Хотя я стараюсь заполнять все бумаги разборчиво, чтобы не нарваться на очередной вопль начальства. Ну, не каллиграфия, конечно, но по крайней мере можно понять, о чём речь.
Закончив с протоколом, начинаю переносить дубль в операционный журнал, который тоже захватила с собой. Руку уже сводит, поэтому на секунду расправляю пальцы и осторожно поднимаю глаза от документов.
Добрынин сидит прямо напротив меня и тоже что-то строчит. Замираю ненадолго, исподтишка разглядывая мужчину. Если бы не знала, какой он паразит, наверное, по-другому воспринимала бы – стоит признать, что внешность у него удивительная. Никакой слащавости, резкие черты лица, но при этом складывающиеся в удивительно гармоничную общую картину. Где-то я даже видела похожее лицо, на какой-то из картин в галерее…
Задумавшись, не сразу понимаю, что начальник уже давно оторвался от бумаг и смотрит прямо на меня.
– Нравлюсь? – вдруг звучит наглый вопрос, мужчина откидывается на спинку кресла, но я не обращаю внимания, потому что в голове всплывает чёткая картинка.
– Ну конечно! – улыбаюсь, довольная, что вспомнила.
– Ч-что?
– Врубель! – говорю победно. – «Демон» Врубеля!
– Анна Николаевна, с вами всё в порядке?
Я, наконец, фокусирую взгляд на растерянном Добрынине.
– Вы что-то спросили?
– Да, то есть… нет. Вы дописали? – сводит брови к переносице.
– Почти, – перевожу взгляд на бумаги, и тут распахивается дверь.
– Ник, – в кабинет вплывает заведующая гинекологией, – пообедаем?
