— Шею свернёте, товарищ милиционер, — усмехаюсь, замечая, как Белов смотрит вслед девушке.
— Переживаешь? — спрашивает, схватив со стола ложку.
— Конечно, — заявляю. — Свалитесь лицом в тарелку, придёт полиция, вопросы-допросы, свидетелем ещё запишут, потом таскайся по участкам и объяснения давай. Мне это надо?! — серьёзным тоном отвечаю.
— Заноза ты, Комарова, — качает головой мужчина и принимается за еду. — Ешь давай, мне тебя ещё допрашивать, — кивает на мою тарелку.
— А нельзя совместить приятное с полезным? — глазками хлопаю.
— Нельзя, Комарова, — цокает языком, едва головой мотнув.
— Мне всё равно нечего вам сказать, — пожимаю плечами, словно мне всё равно.
На деле это не так, я встала ни свет ни заря, поплелась на другой конец города в мороз и почти весь день мотаюсь. Мне уже домой хочется, тёплую ванну принять, фотографии разобрать и под одеяло спрятаться.
— Я так не думаю, — не соглашается со мной, точнее не верит. — Оказаться на месте преступления один раз — возможно случайность. Но явиться туда во второй раз, как только тебя из полицейского участка выпустили — это уже не просто так.
— Ну, я ведь…
— Историю с таксистом детишкам на ночь будешь рассказывать, — перебивает, уже поняв, что я скажу.
— Где я детишек возьму? Ваших одолжите? — смотрю на него в ожидании.
Это такой способ узнать, женат ли он, Варя?
— Увы, но нет, — разводит руками. — И даже если бы у меня были дети, вряд ли бы я стал доверять их такой занозе, как вы.
— Думаете, я не в состоянии за детьми присматривать? — обиженно спрашиваю, наклонив голову набок.
— Вы за собой с трудом присматриваете. Ночами гуляете, заблудились два раза за день, в полицию как на работу ходите, — проговаривает, осталось только пальцы загибать, чтобы все мои «достижения» посчитать.
— Может, я полицейским стать хочу? — усмехаюсь, выгнув брови.
— Ну да, конечно, тогда я фотомодель, — фыркает господин следователь.
— У Вас бы вышло, — бросаю, и Белов даже борщом давится.
— Комарова, мало, что кровь мою пьёшь, решила окончательно добить? – кашляет, а я едва от смеха сдерживаюсь.
— Держите, — протягиваю ему свой стакан воды, и на несколько минут мы оба замолкаем, занимаясь обедом.
— Так что вы делали на том складе? — спрашивает, справившись с борщом, и я загораюсь.
Чем быстрее я ему что-то отвечу, тем быстрее он меня отпустит домой, и мы больше никогда не увидимся. Только почему-то эта мысль вызывает грусть. Это очень странно и не нормально.
— Я собираю в альбом все заброшенные здания в городе, чтобы показать, какими они были когда-то и во что их превратило время и люди, — серьёзно и уверенно проговариваю.
— Борец за архитектуру? — вопросительно на меня смотрит.
— Типа того, — киваю поспешно.
— Понятно, — задумчиво произносит. — Что-то видела утром?
— Только полицию, — так же спешно отвечаю, чтобы не вызвать сомнений. — Когда я приехала, там уже были машины с мигалками.
— А почему ночью? — интересуется, прищурившись, видимо что-то заподозрив.
— Не ночью, а рано утром, — поправляю его. — На рассвете фотографии получаются более атмосферными, — всё с той же серьёзностью нагло вру представителю органов правопорядка. — Ну, не думаете же вы, что такая хрупкая девушка, как я, убила человека и притащила его на тот склад, а потом осталась, чтобы посмотреть, что будет? Звучит как бред.
— За годы службы я много чего видал, и хрупкие девушки способны на многое, — проговаривает и бросает салфетку на стол. — Ладно, сделаю вид, что верю, — неожиданно выдаёт, и я едва скрываю радость от своей победы.
