– Я Марик, – сказал мальчик, глядя куда-то мимо её головы. – Ты Анна Михайловна.
– О-о-о, Марик, и ты узнал меня! – воскликнула и снова чмокнула его в щёчку директриса. – Ну, чего же вы стоите? Проходите, садитесь… Я очень рада всех вас видеть.
Богословцевы стали рассаживаться на стулья, поглядывая на Марка. А он подошёл к стулу, стоявшему у боковой стенки шкафа, и сел на него.
– Я Вадим Семёнович Богословцев, – представился Вадим. – С недавних пор, после трагической смерти брата, являюсь опекуном осиротевших племянников.
– О-о-ох, я наслышана, наслышана, – с полным трагизма лицом заговорила директриса. – Какой был замечательный человек Денис Семёнович, царство ему небесное. Он же входил в инициативную группу при создании нашей организации, и мы…
Она не договорила и всхлипнула, видимо, от переполнявших её противоречивых чувств.
– А за счёт каких средств существует ваша организация? – поинтересовался Вадим. – Извините за вопрос, но… Я как-то мало наслышан о вас.
– За счёт грантов, субсидий и частных пожертвований, – увидев, что директриса растерялась и не может дать обстоятельный ответ, пояснил Кирилл. – И наш папа часто вносил некоторую сумму на счёт организации.
– И-и-и… как много детей здесь проходят реабилитацию? – задал следующий вопрос Вадим. – Вы не посчитайте мою навязчивость чем-то обидным, просто сейчас мне очень хочется знать, какую сумму надо будет вносить за реабилитацию Марка.
– Да-да, вы правы, – вытирая выступившие слёзы и шмыгая носом, заговорила директриса. – Мы не занимаемся базовой реабилитацией, и у нас в штате нет логопедов, дефектологов и поведенческих аналитиков. Вся наша деятельность осуществляется на мощной программе социокультурной реабилитации. А если быть точнее, то мы работаем через тело, восстанавливаем детей физически. У нас есть адаптивная физкультура, танце-двигательная терапия, разные виды восточных практик, такие, как йога и йога в гамаках. А ещё мы широко практикуем хореографию, различные виды арт-терапии и музыку.
– А ещё какие организации в Екатеринбурге занимаются базовой реабилитацией детей, как Марк? – поинтересовался с задумчивым видом Вадим.
Директриса смутилась.
– А-а-а… разве вам они не известны? – сказала она. – В нашем городе есть центр Надежды Белоглазовой на Уралмаше, центр «Аврора», «Лалио Плюс»… А вы что, Вадим Семёнович, собираетесь забрать от нас Марика?
– Нет… пока нет, – поморщился Вадим. – Я пытаюсь определиться с оптимальным вариантом. Меня бы устроил центр, находящийся поближе к месту проживания мальчиков, и…
Слушая его, Кирилл не выдержал.
– Дядя, пожалуйста, не вводи Анну Михайловну в краску, – сказал он. – Наш папа был одним из основателей этого центра и, даже если ты найдёшь такой же в соседнем доме, Марик будет ездить сюда!
– Но-о-о… – Вадим стушевался, занервничал, и в это время у него в кармане ожил мобильник.
Извинившись, он поспешил в коридор, а директриса, провожая его взглядом, поднесла к глазам платочек.
– Вадиму Семёновичу не понравился наш центр, – всхлипнула она. – Он, видимо, не понимает, что таких детей, как Марик, надо постоянно корректировать. Я…
Анна Михайловна, не договорив, залилась слезами.
– Он думает, что синдром Аспергера всего лишь болезнь, – вздохнула всё это время молчавшая Екатерина Матвеевна. – А любую болезнь, «с колокольни» Вадима, можно вылечить. А лечить, в его понимании, надо лекарственными препаратами, а не реабилитацией в специализированных центрах.
