С меня слетел флер расточителя и наследника золотых приисков, который осел на мне, когда я оказался в этом месте. Я примерил этот образ, и мне он пришелся по вкусу. Я слился с толпой, стал частью пиршества, стал одним из них. Но при виде этой женщины все словно растворилось в забытьи. Маски слетели. Тьма отступила. Осталась только душа, внемлющая таинственной незнакомке на сцене.
– Не правда ли она изумительна? – наконец обратилась ко мне Милли.
– Кто она?
– Певица, дорогуша. Очень известная. – Она посмотрела на меня как-то загадочно, я не смог понять: то ли она раскусила меня, то ли дразнит просто забавы ради.
– Как ее имя?
– Рене. Рене Шеридан. Могу представить. – Милли произнесла это с такой легкостью, словно говорила о какой-то безделице. По сути, для нее это было именно так, но не для меня.
– Она не похожа на англичанку, – проронил я, не зная зачем.
– Она француженка. Наполовину, правда. Разведена, к сожалению. Или, к счастью. – Снова этот взгляд, полный женского коварства.
– Не смотри так на меня. – Я осушил бокал и налил себе еще. – Я бы съел бифштекс.
– Я видела, как ты ей любовался, милый. В этом нет ничего такого. Все ей очарованы. Многие влюблены, но она отвергает всех поклонников. Второй раз замуж она не собирается, уж больно несчастным вышел тот брак, как говорят. Но разошлись они с миром. И тем не менее ей плевать хотелось на ухаживания. Свободная птица. Так что даже не думай об этом. Ты, конечно, ослепительный красавец, Питти, но она слишком недосягаемая звезда.
Признаться, я и помыслить не мог, чтобы такая женщина обратила на меня внимание. Хотя я был достаточно красив по меркам современности: правильные черты лица, статный, хорошо сложенный. Работа на ферме возымело свое действие – я всегда был в отличной форме и не пренебрегал физическими упражнениями. Конечно, я был романтиком, но мое творческое нутро всегда просвечивало дичайшую неуверенность в себе, которая грызла меня без конца.
Я понял, что нужно снова надеть маску безразличия, которая пришлась мне по вкусу. Не самое приятное чувство – попасть в силки Милли. Нет уж, я достаточно умен для того, чтобы проигнорировать ее нелепые предположения.
– Мужчине свойственно животное влечение, – не унималась Милли.
Я закурил и откинулся на спинку стула.
– Я выше всего этого. Безусловно, эта женщина привлекательна. Но не настолько, чтобы взбудоражить душу творца. Хотя, возможно, я бы и написал ее.
Мои волнения улеглись. Я не верил во влюбленность. Я верил в искусство постижения души, которое пока только нащупывал нерешительными движениями. Но я был уверен в том, что только на этом искусстве и зиждется сама теория любви. В теории я был подвешен недурно, однако же практика беспощадно «провисала».
– Тогда вас определенно нужно представить друг другу.
Я залпом осушил очередной бокал шампанского. Алкоголь подтачивал мое беспокойство, и я окончательно размяк – это было мне на руку.
– Почему бы и нет, – бросил я вполне беспечно.
Рене допела вторую композицию и под оглушительные аплодисменты принимала букеты и подарки. Она еле заметно улыбалась, ее сдержанность, некая скованность возбуждала во мне любопытство. Милли знала, что после первого выступления Рене всегда выпивает черри, затем уходит в гримерку и возвращается через час на сцену. Я восхищался своей визави, она в мгновение ока выловила певицу и усадила за наш столик. На меня нахлынула волна ароматов: в этом танце кружились роза, карамель и вишня. Милли представила нас, и я сумел разглядеть Рене вблизи – она оказалась еще более красивой, хотя черты ее лица были абсолютно не классическими. Полноватые губы в бордовой помаде улыбались краешками и вежливо произносили слова, которые я не мог разобрать. Сейчас я мог рассмотреть цвет ее глаз – они напоминали ту самую карамель, которая ласкала мое обоняние: тягучая карамель у самого зрачка, а дальше орех – темный, глубокий оттенок. Она бросила на меня уверенный взгляд исподлобья, я слегка смешался, но и не думал теряться.
