Только выпученные беззракие бельма несчастных певчих блестят в полумраке.
Господи, закон Твой – как оцет.
Только оцет паче мёда устам моим.
Не у всех, наверное, но у меня (и ещё у многих, как вижу, людей) – суд происходит уже сейчас, при жизни.
И это, думаю я, весьма щадящий режим…
Читаю опубликованную на «Правмире» беседу с о. Алексеем Уминским про исповедь, под названием «Может ли духовник ошибаться».
Дельная беседа. Дал и я на неё ссылку на своей странице в Фейсбуке, чтоб посещающие эту страницу тоже почитали, и в качестве эпиграфа поставил цитату: «Вообще, в духовном руководстве священник не берёт ответственность за поступки другого человека. Он помогает человеку. Он может им руководить, давать пример, направлять…»
А потом долго сидел и думал: оно всё так, но что меня смущает в этой цитате, что, как заноза, не даёт покоя?
И понял: слово «руководить».
К сожалению, за шестнадцать лет своего служения я немало насмотрелся на то, как помянутое «руководство» на практике превращается в то, что называется «манипулирование». Читающий спросит: но ведь ты и сам священник, ты-то избежал искушения манипулировать людьми? Сложно ответить… Я не то чтобы «избежал» – а просто так получилось, что и сам никогда к этому не стремился, у меня были – и есть – другие интересы, и Бог меня, по Своей милости, от этого отвёл. Но что такое искушение манипулировать доверившимся тебе человеком существует – знаю, и насколько оно сильно – понимаю.
Представьте себе: некий человек, обычнее всего – неофит, решил кардинально переменить свою жизнь, от разгула страстей и бесплодного поиска смысла своей жизни – пришёл в Церковь, по зову Христа. И вот он пришёл, – и сразу же включился в православный дискурс, и начитался книг про «послушание», монашеских патериков и т. д. А тут ему ещё и на приходе всё время окружающие говорят, что «послушание паче поста и молитвы», и тут же включается внутри этого человека извечное падшее желание сложить с себя ответственность за свою жизнь (нам, людям советской генерации, это знакомо: «Сталин думает за нас!»), свой выбор и свои поступки (в беседе о. Алексея про это «сложение-с-себя» ответственности – немало сказано) – дескать, как хорошо, я-то да, грешник, но есть же наконец-то кто-то, кому «по должности положено» символизировать собою ПРАВИЛЬНОСТЬ (именно критерий «правильности» на первом месте у всех, оценивающих Церковь – как у верующих, защищающих, зряче или слепо, всякое движение церковное как исконно «правильное», так и у нападающих на Церковь, ставящих ей на вид ту или иную «неправильность» её членов, ту или иную «ошибочность» действий её институций. К слову: но вообще-то, ведь то, что само понятие «правильности» живо в сердцах людей, пусть оно и страшно искажено, пусть и превратно понимаемо и т.д., вселяет в меня, например, радость и надежду: как бы человека ни гнобил мир сей, как бы человек ни вёл себя по-скотски, как бы ни пал ниже городской канализации, но раз он ищет «правды», раз чувствует, что вот да, я такой и сякой, но НАДО МНОЮ должна же быть Высшая Правда, – значит, не всё потеряно, значит, жив Бог и жива душа наша!..).
И вот человек, которого мы отныне именуем «прихожанином», то есть по отношению к клирикам неким «унтерменшем» (как тут не вспомнить знаменитый эпизод, рассказанный евангелистом Иоанном, про «профи»-священников, вынесших вердикт: «Народ сей невежда в законе, проклят он»), отдаёт себя в руки «спецов». Сколько мы знаем поломанных жизней – поломанных потому, что «батюшка не благословил любить эту женщину, а я полюбил; батюшка не благословил любить светскую культуру, а я не мог перестать», и т. д. И не только в переносном смысле: есть, увы, на счету совести этих «младостарцев» люди, не вынесшие послушания – и выбросившиеся из окна, вскрывшие себе вены, отчаянно сведшие счёты с той своей жизнью, которую их скороспелые духовники объявили «безблагодатной»… Есть. А оные «младостарцы» теперь учительно рассуждают, насколько позволительно поминать сих самоубийц… Страшно, родные мои. Мне, например, – страшно.
