Записка на чеке. Газетно-сетевой сериал-расследование - страница 4

– А я сидел бы перед Леной без штанов?

– Экая невидаль, – повела головой Лена. – Дай ему свои джинсы, что вчера постирала, – велела она мужу. – Дуйте в гостиную, а эти потом принесёшь, – уже мне, – я машинку пока настрою.

– Коньяк под котлетки – это, брат, очень недурственно, – звенькнул, вставая, Андрей ногтем по принесённой мною бутылке. – Только редко ты к нам приезжаешь, как в своё Колпино смылся.

– Внучок, – развёл я руками.

– Понятно, – кивнул Андрей. – Мы вот теперь с Леной тоже у Кольки с женой в услужении.

Лена быстро восстановила целостность моих некстати лопнувших сзади по шву штанов, и мы снова сошлись на кухне.

– Развёрстывай, – как старший, велел я Андрею, откупорив коньяк.

– Я такого ещё не пробовал. Ничего? – он принюхался к горлышку, кивнул одобрительно и разлил золотистую жидкость по приземистым широкопузым бокалам. – Помянем Валеру?

– И Савельева тож, – добавил я.

– Ну, дядю Лёву – эсэс, – так в нашем кругу аббревиатурили выражение «само собой». – И всех.

«Всех» наших общих – а это не «все» мои! – тоже уже накопилось немало: старые больно мы стали.

Выпили. Закусили сумасшедше вкусной Лениной котлеткой. По локтям побежало тепло – признак хорошего коньяка.

– Вот чёрт, сейчас же Вовчика привезут! – спохватился Андрей. – Путём и не посидишь… Сегодня ж суббота, а Колька-Валька с друзьями намылились завтра по грибы. Слушай, что Вовчик чудит – всего-то три года, а туда же… Нет, сперва во второй!

Теперь уже чокнулись, и пошли бесконечные разговоры о внуках.

– Ну, дедов понесло! – иронично, но одобрительно сказала Лена и встала. – Пойду делом займусь, не то правда Коля с Валей вот-вот нарисуются.

– Тебе оставлять? – приобнял её за талию Андрей, покачав свой бокал, только что вновь наполненный на четверть коньяком.

– Вы оставите, как же!

Она хлопнула его по поредевшей седой макушке и вышла из кухни, прикрыв за собой дверь.

Она была всё такой же стройной, как в день нашего знакомства, но годы, конечно, подрихтовали и её по своему шаблону. Тогда, в 77-м, она только закончила «Низами», как у нас называют для краткости Ташкентский пединститут имени Низами, теперь уже, кажется, переименованный. Или нет? Похоже, нет, если в сквере перед ним убрали прекрасный конный памятник Фрунзе и поставили скульптуру азербайджанского поэта – её, помнится, открывали тогда ещё вполне живые Ислам Каримов и Гейдар Алиев. Ну, и хорошо, если нет – к «Низами» все за десятилетия привыкли.

Лена закончила дошкольный факультет, где была напропалую активисткой, и дома её сразу же взяли в горком комсомола, инструктором в школьный отдел, что дало знакомым повод для бесчисленных шуток: мол, экстерном, перескочила из детсадовской категории. Лена этим шуткам смеялась больше шутивших – она была свойской и весёлой. Когда я её увидел в коридоре горкома, заскочив туда во время одной из командировок за какой-то справкой – не той, что «не был» или «не состоял», а за обзором работы горкома по определенному направлению, то остолбенел!

– Ты как тут.., – начали говорить мои губы, а мозг уже сообразил, что я обознался – конечно, это не Оля Медведева.

– Вы что-то хотели? – остановилась, не поняв моего бормотания, Лена.

– Напомнили одну знакомую…

– А может это я и есть? – лукаво посмотрела она на меня.

– Может…

…В августе 72-го, по окончании третьего курса, у нас на истфаке Ташкентского университета, где я учился, была педагогическая практика в пионерском лагере. Педпрактик всего было три: эта вот, лагерная, потом, на четвёртом, пассивная, когда только тихо сиди на уроках, перенимай учительское мастерство, да делай пометочки в дневнике практики, и на пятом, в сентябре, активная – когда студенты уже сами вели уроки. Пятая у меня растянулась на целых два месяца, но сейчас разговор не о ней, а о первой – в пионерском лагере «Дорожник».