Записки. 1793–1831 - страница 4

Доехав до так называемого Разгуляя, я велел остановиться и спросил первого проходящего человека: не знает ли он, где дом Нестерова? Это был дядя моего начальника.

– Я, сударь, – отвечал он, – их человек; если угодно будет, я вас провожу, – и сел на облучок.

Почему я спросил дом Нестерова, а не Спиридова, куда намеревался ехать? Кто мне скажет? Что за неизъяснимый мир заключается в человеческом сердце! Есть, кажется, в человеке какой-то внутренний голос, который нашептывает ему благое. Если послушаемся его, все пойдет ладно; но когда умствование, самолюбие, заставят его поступить вопреки этому предостерегательному голосу, то все пойдет наперекор. По крайней мере, я часто испытывал это на себе и слышал от других: «Ведь крайне не хотелось, виноват, не послушался тайного голоса, сожалею». Ямщик, по указанию человека, своротил с большой Немецкой улицы налево, и сани подкатили к подъезду большого барского дома. «Мы приехали», – сказал тот же человек, соскочив с облучка.

Провели меня через большую залу, две гостинные и, наконец, в диванную, где все семейство сидело около чайного стола. Это было около 10 часов утра. Человек пожилых лет, с физиономией, внушающей почтение, встал с кресел и спросил меня, кого вам угодно?

– Его превосходительство Александра Матвеевича Нестерова[21].

– Это я! – отвечал он.

Я вручил ему письмо моего начальника.

– Прошу садиться, – сказал он и пошел в кабинет.

Почтенная старушка, супруга г. Нестерова[22], на лице которой сохранились еще остатки бывшей красоты, приветствовала меня ласково и посадила подле себя. Все расспрашивали меня о моем начальнике, о ревельском житье. Все дышало здесь спокойствием, счастьем, древней патриархальной жизнью, которую ныне напрасно искать будем. Меня подчевали, разговор оживлялся более и более, и через несколько времени я уже сделался как будто давнишним знакомым. Теперь возвратился и хозяин, который, обратясь ко мне, сказал:

– Ваш начальник относится о вас так лестно, что отзыв его такому молодому человеку, как вы, делает много чести. Но где остановились вы?

Я сперва не знал, что отвечать; наконец, ободрясь, признался откровенно, что еще не знаю.

– Остановитесь у нас. Дети! – прибавил он, – у вас комнат много, уступите ему одну.

Не дождавшись моего ответа, новые мои знакомые повели меня к себе и предоставили выбор комнаты. Я был так тронут этим обязательным приветствием, что когда сказали: выберите любую комнату, я едва отвечать мог: «Как и где вам угодно». Они действовали за меня, велели принести мои пожитки и, увидя один чемодан, в сопровождении которого не было даже подушки, «вы верно приехали курьером?» – спросил, улыбаясь, старший сын.

– Точно так, – отвечал я, и показал подорожную.

– Не беспокойтесь, – отвечал он, – мы найдем для вас нужное, – и на ухо отдал приказание своему камердинеру.

Едва успели мы кое-что уладить, установить, как позвали нас к батюшке.

– У вас, верно, есть письмо к сестре моей, матери вашего адмирала, поторопитесь его доставить, – и обратясь к старшему сыну, сказал: – Афанасий! свези его к тетке Анне Матвеевне[23].

Ее дом тоже находился в Немецкой Слободе и недалеко от дома г. Нестерова.

Я облекся во всю форму и вытянулся перед матерью моего начальника; она была дама роста невысокого, с лицом еще свежим, с приветливой улыбкой; глаза ее горели как огонь, обнаруживая ум и проницательность. Начальник мой был очень похож на мать свою: тот же рост, те же глаза, та же физиономия, та же приветливая улыбка, и если б я встретился с ней случайно, то немедленно принял бы ее за сестру или за мать его.