Есения не возражала. Она заглянула в санузел и обнаружила множество способов самоубийства. Заметила: стоит подумать о попытке вскрытия вен, испытываешь страх смерти, животный, неодолимый. Что раньше никак не входило в число ее тайных фобий. (Смерти девушка не боялась. Смерть она помнила.) Значит, на эту тему уже хорошо поработали. Возможно, в рамках закона. «Впрочем, – подумала с горечью, – вряд ли на мне подобных законы распространяются. Мы для них на Земле излишни».
Бороться не хотелось и не моглось. Даже думать ни о чем не хотелось. Кажется, это называется апатия. Еще один результат гипноза. Сколько пунктиков заложили в ее мозги? При попытке побега она придет в заранее предусмотренное место. А очень стараясь солгать, назовет ключевые секреты, выдающие ее с головой. Их арсенал воздействий многогранен и остроумен, вряд ли с ним можно бороться. Разве что уходя в глухую защиту.
Еся не стала чваниться и с удовольствием съела великолепную курицу. Целиком, три дня голодовки требовали компенсации. Спросила, не станет ли завтрак заодно обедом и ужином? Оказалось, подобные помыслы обижают добрых хозяев. Трехразовое питание пленнице обеспечено, каждый день, без всяких условий.
Девушка вспомнила вкус тошнотворной, противной смеси, которой пичкали девочку из реалистичных снов. И лишь сейчас поняла: это была просто каша. Похожей ее кормила когда-то в Ричмонде мама. Вполне нормальная пища. Хорошая для людей.
Скромный интерьер комнаты не предполагал наличия дефицитных книг. (Команды из волонтеров искали обрывки учебников и всякого-разного чтива под обломками городов, что позволяло частично восстанавливать прежние знания и получать представление о довоенной истории.) Оставалось бездельничать и дремать в ожидании первого допроса. Кто его проведет, девушка уже знала. Прочая информация о будущем оказалась для нее недоступна.
…Мокрые серые стены, холодный каменный пол. На столе лежит трупик девочки. Врач, проводящий вскрытие, раскладывает по ванночкам извлеченные внутренности. Трое мужчин стоят за его спиной, с брезгливым, нескрываемым ужасом смотрят на эту картину.
– Что ж вы тушуетесь? – Патологоанатом явно раздражен. – Вы очень хотели видеть, в чем особенность этого ребенка. Вот сердце, вот печень, вот легкие. Аномалий я как раз не вижу, все органы как у людей в этом возрасте. Ясно одно – причина смерти в пищевом отравлении. Вы убиваете ни в чем не повинных детей! Вы не должны были скармливать им нашу пищу! Этот вывод войдет в отчет, будьте спокойны.
Кто спокоен, так это Еся. Ей легко и нисколько не страшно, разрезанный животик не болит. Она медленно облетает вонючую секцию морга и уплывает к солнцу…
Подполковник службы безопасности – мужчина среднего роста с волевым печальным лицом – вошел к пленнице, будто шагнул в реальность из страшных снов. Поздоровался, сел к столу, внимательно посмотрел. Девушка-старушка приподнялась на постели, смущенно пригладила седину, пробормотала какие-то извинения, что ее постоянно клонит в сон.
Итак, на допрос выводить не будут. Значит, не исключают возможность побега. Опасаются непредсказуемых выходок с ее стороны, не очень надеются на хваленый профессионализм сотрудников.
Офицер легко прочитал ее нескрытые мысли. Усмехнулся, то ли подтверждая, то ли опровергая. Заговорил негромко, искренне:
– Мисс Бриджес! Как отец спасенного семейства я тронут вашей самоотверженностью. Так или иначе, вы знали, на что шли. Благодарю от себя лично, от имени Инессы, от наших троих детей.
