– Не чешу я после чаши чешую за ухом, Не жалею, не зову, не плачу…
– Вот это плохо. Официант не может дать вам сдачу.
«Два часа пребываю во внутреннем борении: одна составляющая меня, назовем ее «близорукая Мери», не прочь продолжить общение, другая, «боголюбивая Иоанна», – просит ответить на вопрос: «Для чего (в смысле, с какой целью) его продолжать (когда исчезла тайна)?» Ну ладно, попробую, с условием – полная искренность, до выворачивания наизнанку, принимаете? Расскажите мне о месте, где «сходятся галактики», неверное, это там же, «куда приводят мечты»? («Чувствуете, как трудно теперь найти верный тон для вашего диалога?»,– спрашивает боголюбивая Иоанна. Я не знаю, что ей ответить.) «Сподоби, Господи, в вечер сей провести без греха.» Разве не умолчите, М+И, в уповании на Бога».
(Из письма Мари к Василию)
В одном из первых писем к Мари Василий назвал ее «Мариной», она же с юмором заметила, что у нее совсем другое имя. Она назвалась Мари и Иоанной. В зависимости от разговора. Если на светские темы – то Мария. А если про духовное – то она Иоанна. Тогда Василий попросил разрешения называть ее Марихуанной.
«И вот вечер, в синем полумраке ты сидишь с компьютером одна, и что-то грустно или все иначе? Да, где же кружка? Наливай! До дна!» – Василько изнывал, он изматывал Марихуанну воображением, но она еще спала и на его тоску не отвечала.
– Да, похоже, и ротик и губки твои, голубка моя, заклеили тебе пластырем! И вот совсем уже разлучают нас, погружая во мрак безмолвия и снова пустоты… И лишь неяркие отблески смутной надежды побуждают нас все еще верить в невозможное. Да, и отблески эти вовсе не наши волнения душ, а то ветер фонари на пустынной улице раскачивает и кидает, как хочет, обездоленный лист…
Я подумаю как-нибудь пристроить что-нибудь из сочинений Василька на Литературных порталах. Но сейчас не об этом. Наш Василька выпал в осадок.
Он глянул на экран монитора, а там вдруг засияли слова!
– Похоже, у вас неплохо работает фантазия? Наверное, большой опыт в этом деле?
– Я всю жизнь был фантазером. Еще как только в пеленках заворочался, так сразу и выложил! про то, что хватит типа на меня глазеть, родители, а водки наливайте и бычок подкурите, не видите что ли, потух! А вы, растяпы, младенца своего совсем не наблюдаете! Ять вашу за ногу! Видала, откудава она есть пошла фантазия?
Василёк, конечно, сразу понял, что имела в виду Иоанна, скептически так относясь к его полуночному бреду: про опыт и отточенную фантазию она спросила с намёком на прошлые Василькины похождения в Интернете и его умение ловко пудрить мозги доверчивым и невинным девушкам. И потому он не без досады к прежним своим словам добавил ни к селу, ни к городу:
– Все зависит от зависимости, и в зависимости от… – а потом, подумав, добавил совершенно нейтрально. – Очень чту Красную книгу… Читаю и сам краснею – что творится! Народ совсем озверел! Всю живность потрошит и изничтожает!
Кто-то подумает, что Василька у меня – идиот. Не скажи! Он – нормальный, а если что не так, валите на меня. Вот сегодня мне вспомнился чужой ребенок. Не помню деталей, не помню, как и где и когда я видел его, но вот запомнился образ: ребенок совсем ребенок, мальчишка ли, девчонка, вот к случайному прохожему обратился с каким-то глупым детским вопросом. А тот, тронутый вниманием и просьбой ребенка, что-то захотел, было, ответить ему и не так, что агрессивно, наоборот, радушно взмахнул руками, прихлопнул громко ладошками и присел на корточки. Но ребенок, неверно растолковав этот жест и отзывчивость прохожего, вдруг шарахнулся и сделал такой ужас на лице и такую мольбу не трогать его и пощадить… Я и сейчас могу заплакать и уже плачу! Вы когда-нибудь видели лицо испуганного ребенка? И того, кого бьют? У него глаза вырезаны на небе! А вам всё смешно.
