Записки лабуха - страница 4



– Не стыдно?!

Ответил я цитатой Кисы Воробьянинова, из моего любимого произведения Ильфа и Петрова:

– Madame, je ne mange pas six jour… (Мадам, я не ел шесть дней…).

И вы не поверите: «мадам» улыбнулась, вынула из сумочки сторублевую купюру и положила её в кофр. Она сделала это не из принципа, дабы проучить или унизить нас – «madam» искренне «растаяла».


Безбилетный проезд

Около музыкального училища петь нельзя – это не нравилось директору ТУИ. Она так и сказала: «Не пойте! Займитесь-ка лучше музыкой!».

С тех пор мы пели на три остановки дальше нашей «альма-матер». Две гитары и шарики. А через некоторое время к нам примкнул Антон – баянист. Он, как и мы, обожал музыку и недолюбливал сольфеджио. Еще один плюс состоял в том, что футляр от баяна значительно больше кофра от валторны. В просторном футляре горстка монет смотрелась довольно скудно. У некоторых это вызывало жалость, у других – желание отличиться неслыханной щедростью.

Баян, две гитары и три стальных шарика, которыми к тому времени в совершенстве владел Коля, – это уже шоу-концерт!

С десяти утра и до четырех дня мы развлекали толпу и неплохо, между прочим, зарабатывали. Название группы пришло спонтанно. После очередного выступления мы отправились на учебу. Сели в автобус и, как всегда, предъявили свои студенческие билеты кондуктору (в то время по студенческому билету на городских автобусах можно было ездить бесплатно). Но в тот день «администрация» автобуса предложила «обилетить» музыкальные инструменты, на что я непроизвольно объявил, что группа у нас называется «Безбилетный проезд».

– А разве можно изменять названию?! – с серьезным видом спросил я у строгой дамы с сумкой на животе.

Смеялись все пассажиры автобуса. И даже кондукторша, которая больше не настаивала на оплате. Так мы и стали «Безбилетным проездом».

Мы выступали каждый день. Вокруг нашего уличного ансамбля собирался народ. Люди радовались музыке. Благодарные слушатели кидали деньги в футляр. Многие подпевали и подтанцовывали. Иногда на звуки музыки выплывали местные алконавты – так называемые «сибирские хиппи». Они, ожидая кусочка гонорара, плясали вокруг нас и пронзительно призывали народ оказывать посильную помощь музыкантам. Несколько раз мы все-таки заплатили им с просьбой не принимать участия в нашей самодеятельности. Мы не боялись конкуренции – всех смущал их «парфюм».

Однажды к нам подошёл строгий мужик и представился сотрудником внутренних дел. Показал документы и не без иронии спросил:

– На каком основании нарушаем шум?

На, что наш добряк Коля – жонглер невозмутимо ответил:

– Товарищ милиционер, а вы знаете: мой родной дядька является работником прокуратуры – и всё происходит с его молчаливого согласия.

Сотрудник внутренних дел тоже не растерялся и попросил сыграть что-нибудь про милицию. Мы исполнили пару куплетов из песни «Наша служба и опасна, и трудна». Милиционер одобрительно кивнул и, воодушевленный, отправился бороться с преступностью.

– Колян, а ты молодец! Красиво ты его усмирил! – похвалил я находчивого друга.

– Я правду сказал, – признался Коля.

С того дня мы работали под прикрытием Колиного дяди. Он, правда, об этом не знал.


Битлы

Наступила осень. Уличные концерты становились короче. А затем и вовсе прекратились. Играть в варежках на баяне и гитаре невозможно. И стальные шарики при минусовой температуре примерзают к рукам жонглера.