– Ни хрена не ясно! Блин, дожили!.. Власть, тоже мне… – граждане, глухо ропща, стали рассаживаться по своим машинам.
Легковушки, одна за одной, выруливали и отъезжали. Илья заметил, что в одной из машин целая семья – женщина и двое детей.
Ветер, меж тем, продолжал усиливаться. От стены тумана стали отрываться клочья, она волновалась, словно готовясь разорваться.
– Дела!.. – уныло бормотал Марек. – Чёрт меня дёрнул запереться сегодня в институт! Ведь с утра ещё, позвонил начальнику, сказал, что не приду, заболел, мол. Всё жадность проклятая!.. Сидел бы сейчас дома, похмелялся, как все нормальные люди! Ты глянь, ветер-то, какой поднимается. И холодно, блин! Все!.. ты как хочешь, я, назад, в институт.
Илья, собственно, не возражал, деваться-то все равно было некуда, и они пошли обратно, невольно ускоряя шаг – мороз пробирал до костей.
Когда добрались до перекрёстка перед леском, все машины уже скопились там. К ним добавились новые, очевидно, за счёт тех, что стояли возле института. Люди не выходили из автомобилей и не выключали двигателей. Некоторые, несмотря на холод, опустили стекла и напряжённо вглядывались в ту сторону, откуда они только что приехали. Рваные клочья выхлопов, почти осязаемые в морозном воздухе, затянули весь перекресток
– Интересно, – сказал Илья, когда они проходили мимо, – этот туман, нас со всех сторон окружает, по окружности?
– Да какая разница, – отозвался Марек, стуча зубами от холода, – по окружности, или по периметру?! Ты мне лучше скажи, что это за хрень такая тут творится, и откуда она взялась на нашу голову? И почему такой мороз?
Ветер, меж тем, продолжал усиливаться и стал дуть как-то странно, порывами, налетая то спереди, то сзади. Деревья под его ударами раскачивались, с них сыпался снег.
Снежная пыль, всё сильней крутилась в лучах автомобильных фар, завивалась в вихри, а у Ильи, с каждой секундой крепло ощущение, какой-то нарочитой неправдоподобности, нереальности происходящих событий. Это было непонятно, неприятно и тревожило. Что-то новое, неизвестное, ворвалось в их жизнь, сломав привычный её ход, изменив порядок вещей.
Быстрым шагом, почти бегом, друзья домчались до института. Замерзшие до костей, они на негнущихся ногах с трудом поднялись по ступенькам. Стеклянная дверь, оказалась запертой. Они принялись трясти ее и стучать в стекло, громко при этом крича и ругаясь. Прибежала испуганная вахтёрша. Она долго вглядывалась, сквозь дверь, пытаясь понять, что за неведомые супостаты ломятся к ней среди ночи.
– Открывай тетя! – орал Марек. – Не видишь, что ли?.. Свои! – и совал к её глазам, отделенным от них заиндевевшим стеклом, институтское удостоверение. Наконец, она узнала их и открыла дверь. Друзья ввалились в тамбур. Стеклянные двери на глазах зарастали льдом.
– Ну что уставилась, родная? – спросил, грубый с мороза, Марек. – Не видишь, люди чуть не замерзли на хрен?! Там на градуснике столбика не видно, минусов не хватило!
– О господи боже! – женщина вдруг начала крестится. – О господи, светопреставление, какое! О господи, боже ты мой!
– Не проснулась, что ли? – поинтересовался Марек, проходя мимо нее и открывая внутреннюю дверь стеклянного тамбура. Стуча замерзшими, до деревянного состояния, подошвами, они вошли в вестибюль. Поднялись на третий этаж, к Илье в комнату, не раздеваясь, уселись за стол.
– Батареи-суки, чуть теплые, – говорил Марек, прижимая к чугунным гармошкам замерзшие руки. – Слушай! – вдруг встрепенулся он. – У тебя ж спирт есть. Давай разведём? Согреться надо, зубы аж стучат! И пожрать, что-нибудь надо… хаванины, какой-нибудь! Есть?
