На часах – 21:49. Сегодня тридцать второй день с начала вымирания и седьмой день с того момента, как пропало электричество. Это значит, что до взрыва атомной станции остаётся всего неделя при самых оптимистичных подсчётах. Постараюсь успеть. Должен успеть. В ближайшие дни я, скорее всего, всё-таки уйду из жизни. Но уйду я на своих условиях, хотя бы попытавшись сделать что-то, что позволит мне в моё последнее мгновение ни о чём не сожалеть и хотя бы умереть с мыслью, что жизнь моя прошла не зря. В борьбе за выживание там, снаружи, мало смысла: рано или поздно эта новая болезнь – или что это вообще такое – окончательно пожрёт всех нас, и планета перестанет помнить о том, что когда-то на ней жил человек. Но в отказе от борьбы смысла ещё меньше: его просто нет. Поэтому я сделаю всё, что в моих силах, чтобы мир запомнил меня и запомнил, что я не ушёл из него просто так, сложа руки на груди и смиренно закрыв глаза. А мои записи – это моя робкая попытка сделать так, чтобы мир помнил меня чуть дольше того момента, когда я найду свой конец.
Если вы читаете это – значит, меня уже нет. Ну, или я обронил тетрадь по дороге, или оставил её где-то в спешке, или ещё что-то. Так или иначе, если вы читаете мой дневник – значит, он мне больше не нужен. Как им распорядиться – решать вам. Можете хранить его, можете разжечь при помощи него костёр, можете выдернуть страницы и наделать из них бумажных самолётиков забавы ради – как угодно. В любом случае, как их изначальный хозяин я, полагаю, имею право хотя бы попросить вас кое о чём, ни к чему не склоняя и не обязывая. Когда дочитаете эти записи до конца – продолжите их и напишите здесь вашу историю, а после – постарайтесь её сохранить для тех, кто вынужден будет жить в этом мире через много-много лет после нас с вами. Пусть они знают, что мы сражались до конца со всеми обрушившимися на нас напастями. И, конечно, позаботьтесь о том, чтобы история ваша была интересной: поинтереснее, чем моя. Мы же хотим, чтобы нашу рукопись издал какой-нибудь постапокалиптический издательский дом, и она стала бестселлером, а не пылилась где-нибудь в архивах, среди прочих исторических источников, так? Шутки шутками, а мысль, надеюсь, вы уловили.
22:01. На текущий момент план таков: завтра я выхожу из дома и держу курс в сторону центра, неподалёку от которого я надеюсь найти Иру и её родителей, живыми, в их квартире. Если я доберусь до них, то уже потом, вместе, мы решим, что делать дальше. Если же их больше нет… То не знаю. Тогда сам что-нибудь придумаю. Одно знаю наверняка: я до них обязательно доберусь, чего бы мне это ни стоило. И ни полчища мертвецов, ни живые, которые вдруг вознамерятся мне помешать, не смогут меня остановить. Бетонная плита, нож по венам или смертельная доза этанола? Нет уж. У меня здесь ещё остались незаконченные дела.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ II
Запись 7
Пятое сентября. Тридцать девятый день с начала вымирания.
К концу первого месяца ада на земле я научился рано ложиться и рано вставать. Хорошая привычка, как по мне. Прежде мой режим дня был сущим кошмаром: засыпал я засветло, а просыпался лишь тогда, когда приходила пора обедать. Ну куда это годится? Теперь же – особенно за последнюю неделю – для меня стало нормой вставать с рассветом и отходить ко сну на закате. Наверное, как-то так всё это дело и задумывалось природой, и в этом смысле я, конечно, стал к ней ближе. Мы все стали ближе к ней, когда потеряли возможность готовить пищу на электрических плитах, регулировать температуру помещений кондиционерами, мыться под душем и даже смывать за собой в туалетах, уж простите за подробности. Клозеты квартир в многоэтажных домах – вот уж где естественности теперь хоть отбавляй! Но ничего. Ничего-о, здесь мы надолго не задержимся. А кто задержится до зимы – тому не позавидуешь.
