Записки на кухонном полотенце - страница 2
— Мгммм, — потеряв дар речи, хмыкнула я, рожа повторила движение моих губ и схватилась за ключи от машины.
Телефон вновь требовательно зазвонил.
— Ты купила билет? — требовательно крикнула трубка голосом Гошки.
— Гош, не ругайся только. Я в больнице, — не разжимая губ, вякнула я и вжала голову в плечи.
— И что на этот раз? — голосом, полным сахарного сиропа, поинтересовался любимый, и мне стало еще страшнее.
— Нос сломааааала, в двух местах, — зарыдала я в трубку в надежде разжалобить супруга, не обращая внимания на доктора, отвернувшегося к стене и вздрагивающего плечами, старающегося не рассмеяться в голос.
— Вот, все у тебя так, — заорал в трубку Гоша так, что его, наверное, услышали в приемном отделении. — Один раз соберешься отдохнуть от вас, так фиг оставишь тебя одну. Мы с мужиками и скинулись уже, на футбол сходить хотели. Ты, ты, ты!!! Приеду сейчас.
— Мать, ты похожа на бомжиху с нашего вокзала, — весело заржал старший сын, увидев меня на пороге квартиры.
— И ничего не похожа. У бомжихи шуба есть, она ею укрывается, когда на земле спит, — обиделась я.
— Сегодня что брала на таран? Подъездную дверь снова или поинтереснее что нарыла? — съязвила дочка.
— А я люблю мамочку, — тихо сказал младший. — Только боюсь сейчас немного. Она на зомби смахивает.
Но зато меня никто не трогал две недели. Я с упоением строчила проды, лежа на диване, пока подруга суетилась на кухне в поисках вечно исчезающего штопора. Дети ели фастфуд, ругаясь между собой по поводу и без, Падла продолжала свою подрывную деятельность, а муж все-таки уехал в свою командировку. Сказал, что начальник не разрешил ему остаться дома. Уж правда или нет, не знаю.
P.S. Спустя две недели лицо мое приобрело первоначальную свежесть, слегка отсвечивая зеленью боевых шрамов, и я была готова к новым свершениям.
4. Часть. Сумка с собакой
Сумка стояла в витрине и манила меня блестящей застежкой и нарисованной на фронтоне собакой, похожей на Падлу как две капли воды.
«Зачем я поперлась мимо этого магазина?» — мелькнула расстроенная мысль.
Толкнув дверь, я вошла в пахнущее апельсиновым ароматизатором нутро торговой точки и уставилась на вожделенную торбу.
— Сколько стоит? — выдохнула я, не в силах отвести взгляд от желаемого.
— Сто пятьдесят евро, — вяло улыбнулась разнаряженная в пух и прах продавщица, презрительно разглядывая поношенную болоньевую куртку, заставив меня поежиться. Из магазина я вывалилась в растрепанных чувствах и побрела на работу. За сто пятьдесят евро я могла кормить детей неделю.
— Вот, — сунула мне под нос ноги, увенчанные длинными и зазубренными, похожими на японские сюррикены ногтями, поеденными грибком, клиентка. — Сделай что-нибудь. А то у меня свидание сегодня, а тут такое.
— Сорок, — вякнула я, заломив цену вдвое, и перед глазами встала проклятая сумка.
Клиентка затрепетала. Отправив мужа в плаванье — он у нее капитан дальнего плаванья — дамочка пустилась во все тяжкие, что меня несказанно радовало. Она начала ходить ко мне, как на работу, рассказывая о своих похождениях, но при этом хорошо платя деньгами, заработанными бедолагой мужем, болтающимся в далеких холодных морях.
— Согласна, — решительно тряхнула тугими кудрями клиентка, а я вдруг вспомнила фильм «Тупой и еще тупее», где герою Джимма Керри пилили ногти болгаркой.
Вооружившись клещами, я пожалела, что не имею сварочной маски, и принялась за работу. Спустя час я получила заслуженную плату, приблизившись к мечте на сорок евро. Вечером, после работы, я специально прошла мимо магазина. Сумка была на месте.