Записки нормального человека и размышления его попугая - страница 2

Я раскрываю тетрадь и пишу…

Какой сегодня год, месяц, число?

Год – пятидесятый от начала новой эры, эры Социализма, это можно бы и не писать, но все же напишу: «от легендарного залпа „Авроры“, разбудившего весь мир…» Какой сейчас месяц? Май. Нет, по большому счету! Множим пятьдесят на двенадцать. Шестьсот… Отнимем десять, прибавляем пять. Пятьсот девяносто пять. Итак, 595-ый месяц со дня легендарного… это я уже писал! А день? Умножаем 595 на тридцать, надо учесть високосные годы… Получается: 17 916-й день со дня легендарного залпа крейсера «Аврора», возвестившего новую эру в истории человечества.

Который час? – 19 часов 00 минут. Часы я ставлю по часам Спасской башни, по самым точным часам в мире, по которым отсчитывает свое время История.

Ну-с, так начнем?

О чем будем писать?

«Сегодня в 17 916-й день с начала новой Эры, открывшей новую страницу в Истории, когда весь советский народ и все прогрессивное человечество…»

Нет, не получается! Надо почитать газеты. О чем тут пишут7 Какая-то шумиха вокруг Пастернака! Кто этот Пастернак? Я его что-то не знаю. Что он хочет? Но колесо Истории не повернуть ведь вспять! Хорошо тут сказал один экскаваторщик… «Да я его раздавлю своим ковшом! Так, так. Правильно! Дайте мне его адрес! Где он живет? Я тоже хочу с ним расправиться. Мне до всего есть дело!

Ну да черт с ним, с этим Сельдереем! Посмотрим, что тут еще… А! Беседа в Кремле… Интересно все-таки посмотреть… хоть одним глазком… как это там у них происходит?

«Председатель Совета Министров СССР

А. И. Косыгин принял в Кремле, находящегося в Москве посла Чехословацкой республики… Во время беседы, прошедшей в теплой дружеской обстановке состоялся обмен мнениями по вопросам советско-чехословацкой дружбы, а также по международным проблемам, представляющим взаимный интерес. В беседе также участвовал посол в Советском Союзе… Присутствовал Штроугол. Кто такой Штроугол? Хоть бы на минуточку побыть этим Штроуголом!

Да… Но создать летопись нашей эпохи чертовски трудно! Надо найти новые слова! А я все застрял на колесе Истории. А ведь сколько можно придумать нового!

Стартер Истории.

Коробка скоростей Истории.

Тормоз Истории.

Багажник Истории.

Кузов Истории.

Капот Истории.

Коробка скоростей Истории (Это я уже говорил!)

Ручка для завода Истории.

Да что я: «Истории и Истории!»

Я пощипывал перышки на катькиных голубых щеках с черными пятнышками, а она, склонив голову набок, зажмурилась от удовольствия, когда за окном появилась эта шпана-синица, словно с надвинутой на глаза черной кепочке.

– Неужели тебе не хочется за границу? Слетать в туристическое путешествие, посмотреть мир? – прочирикала она. – У тебя ж есть законные права, ты же австралиец!

– Нет уж: обращаться к этому проклятому треугольнику, фотографии, справки, а потом этот райком!

– Неужели ты даже не представляешь, что такое свобода?

– Отчего же? Я знаю, что такое свобода. Я видел ее однажды. Хочешь, я расскажу тебе. Ты поймешь меня.

И я зачирикал свою незамысловатую повесть.

Это было еще прошлой осенью. Хозяин только что купил меня. Однажды, когда он чистил клетку и оставил дверцу незакрытой, я выбрался из нее и полетал немного по комнате. Картинка, вырезанная из журнала «Огонек» и приклеенная на стену, нисколько не обманула меня, хотя там и была довольно натурально изображена раскрытая дверь, солнце, упавшее на пол через нее, и даже дымок от папиросы и люди, стоящие в дверях, меня не испугали, я увидел, что это маленькая картинка и не более. Другое привлекло меня куда больше и в то же время обмануло. Это было голубое чистое небо, и я полетел на свет. Я больно стукнулся клювом обо что-то твердое и обалдел, я упал. Я никак не мог постигнуть, что небо такое твердое. Я в беспамятстве бился крыльями об это твердое небо и там, и тут, стараясь его проломить. Было больно и глупо, но я не мог прекратить так просто свое сопротивление. И тут я неожиданно провалился куда-то. Я бы разбился наверняка об землю, но, очнувшись от обморока и замахав крыльями, я понял, я на свободе. Я увидел стену дома, быстро росшую все выше и выше с бесконечными окнами клеток, а внизу небольшую площадку с деревьями. Я так был измотан этой борьбой, а от долгого сидения в клетке совсем разучился летать, и хоть я отчаянно махал крыльями, все же стремительно падал. Кое-как мне удалось спланировать на ближайшую ветвь и я решил отдышаться.