В состоянии бесчувствия нужно верить, что оно не адекватно бытию, что есть в жизни что-то захватывающее, манящее и бесконечно счастливое, только сейчас ты не можешь чувствовать это. Как будто что-то захлопнулось. Но ещё обязательно откроется. Молиться надо, пересиливать себя, как Феофан Затворник писал.
Мы причастны той силе, которая сильнее всего. И потому мы не должны ничего бояться. И если подумать: что может сделать с нами боль? Мы ведь бессмертны.
Всё имеет свой смысл. Выход из комнаты – откровение, расставание – образ смерти.
…Что такое девушка? Это целая Вселенная. Это близость Бога. Но только настоящая «девушка», моя девушка, может быть только одна, ею может быть только одно единственное существо. Её бесполезно искать, потому что найти её невозможно. Но тогда, когда это будет нужно, она придёт сама, а вернее, вас сведут друг с другом. И она будет самой собой ровно настолько, насколько ты будешь достоин этого. И повторится миф о Пигмалионе.
Удивительное ощущение: как молитва прогоняет уныние. Глубокий вздох – и тяжесть ушла; рассосалась как-то. Но так и норовит вернуться.
Жизнь, бытие наше слишком глубоко, слишком серьёзно, таинственно, трагично, чтобы оставалось место разного рода пошлостям. Это как кощунство. Юмор редок. в основном мы встречаемся с пошлостями.
Женский цинизм – вещь абсолютно непереносимая. Если женщина станет цинична, миру не на чем будет держаться.
Шутки – вещь небезобидная. Иногда в шутках прорывается раздражение, которое не пропускается прямо доброю волею человека.
Все обиды – наваждения.
Где страсти – там бесы. На пост они нападают с особенной силой, как и на молитву.
Тяжело бывает взрослому человеку воцерковляться… Но благословенно.
(Алесе.) Есть за что благодарить Творца. То, что Он создал нас друг для друга и сделал так, что мы встретились, – что это, если не оправдание всему и за вся? Я до сих пор не могу понять, как это так: всё, о чём я так долго думал, мечтал, тосковал, писал, что воображал в самом себе сотни раз и считал глубоко несбыточным – всё это сбывается и осуществляется (начинает сбываться и осуществляться). Какая же бездонная правда внутри нас, в наших надеждах и мечтах, в сокровенных сердечных желаниях…
Когда у Николая Бердяева умерла его жена Лидия, он ощущал, что она продолжает оставаться его духовной опорой. Так она и обещала ему перед смертью. А когда умер Мережковский, его неразрывная половина, жена его, писала, что она тоже умерла, она умерла вместе с ним. Осталось только умереть телу. Вот в этом, мне кажется, та тонкая и очень глубокая разница положений мужчины и женщины в их взаимном союзе. Женщина для мужчины – опора, без которой нельзя. Без неё он мёртв, она его жизнь. Но она его жизнь, и без него её нет. Он для неё – всё. Впрочем, в жизни существует обоюдная и острейшая взаимосвязь, колоссальное взаимообогащение, и не стоит думать о том, чего не должно быть, – об отдельности. Зачем разбирать, анализировать этот союз, когда нужно жить и действовать в нём как в новой данности? И эта новая данность – в ней уже очень много от предощущения Дома, совершенного счастья, полной гармонии. У меня есть такое чувство, что мы на новой ступени бытия. Наступил некий прорыв. Одиночество начинает медленно таять. Сквозь него начали просачиваться живые соки живого тепла. И иногда кажется, что вернулось детство, со всем хорошим и со всем плохим, что было в нём, вернулось, но уже на новой ступени.
